Запад любят фанатично и возвышенно во всех его проявлениях, до оргазма. Там верхняя, высшая, главная точка их политических, экономических и общественных пристрастий. Там Эдем. Быть причащенным ему, освоенным им, переваренным им – высшее удовольствие и главная цель всей жизни. Лучше быть уличной шлюхой там, чем весталкой здесь. Тут и спорить нечего.
Восток ценят с эстетической и гастрономической точки зрения, но не знают, не понимают и боятся. Суеверны и склонны к мистике, хотя сами себя полагают людьми высоких чувств и тонких мыслей, духовности и истинной, подлинной религиозности. И здесь сходятся с консерваторами, как противоположностям и надлежит.
Те тоже духовны до охренения, только словарь у них другой. Все прочее совпадает. Аморальны, ленивы, болтливы, неумны. Ничего практического не делают и делать не могут. Жадны до денег. Фонтанируют идеями, которые страну должны вернуть в золотой век (у каждого свой), стараясь впарить их начальству, вокруг которого вьются, как рыбы-прилипалы вокруг ската-манты.
Их лексикон: национальная идея, духовные скрепы, патриотизм, сплочение народных масс вокруг руководства страны, самоценность вертикали власти, монархическая идея, имманентно присущая народу-богоносцу, и прочий словесный мусор такого рода. Вокруг православия концентрируются, тему войны и Победы эксплуатируют часто и с охотой, но в настолько фальшивом, глянцево-гламурном ключе, что от их продукции на эту тему нормальных людей тошнит.
Запад показательно и демонстративно не любят и его не знают, хотя подкормиться там при случае не отказываются. Страшные ханжи. Непрерывно борются с гомосеками, сами зачастую будучи ими. Для маскировки, что ли? Восток приветствуют, как союзника в будущей борьбе с Западом, но не любят его и его боятся.
Вообще, страшные расисты. Не любят евреев, армян, узбеков и в целом азиатов и инородцев, кавказцев и «черных» любого типа. Очень не любят мусульман, иногда будучи ими. Католиков и протестантов терпеть не могут. Старообрядцев тем более. Склонны к мистике и суевериям самого примитивного типа. Много пьют. Демонстративное православие не отменяет фантастического невежества в вопросах веры.
В общем, знакомые типажи нашего зоопарка. Только сидят, к сожалению, не в клетках. И трещат, трещат, трещат… По радио, по телевидению, на конференциях и круглых столах… Стрелять их, что ли? Для выживания популяции в целом – очень полезное занятие. И даже гуманное, если подумать…
Их больше не будет. Городов, где прошло детство. Навсегда врезавшихся в память, потому что все, что мы видим в детстве, запоминается навсегда. Где рядом были папа и мама – еще живые, и брат, старший, занимавшийся своими делами и проводивший время со своими приятелями, пока вы оба не выросли и у вас не появились общие интересы. Звуки и запахи, ощущения и мысли по их поводу были совсем другие, чем сегодня, когда везде был, все видел, куда угодно можешь поехать, но никуда не хочется – сидишь в деревне и рад, что никуда не надо. А тогда… Какой это был праздник! Сборы, дорога до вокзала, поездка на поезде – ночь до Ленинграда, чуть больше до Киева или Запорожья, сутки до Одессы… На Урал ездил уже с группой, в институте, на практику. В Венгрию, в стройотряд, через Чоп, тоже в институте, на третьем курсе. Точнее, после него. Это время, этих людей, впечатления от этих поездок больше не вернуть – они остались в прошлом. Тем и ценны. Воспоминания учишься коллекционировать не сразу, только с годами понимаешь, в чем их ценность…
Москва. 60—70-х, где только-только перестали строить пятиэтажки, окончательно покончили со сталинками, с их архитектурными излишествами, начав строить брежневские кварталы, с домами по тогдашним меркам улучшенной планировки – с балконами и лоджиями. Бараки еще были, но доживали свое. Дом, в котором жили, замыкал Кутузовский – его достроили в рамках симметрии, чтобы не торчал одиноким зубом построенный на другой стороне. Между ними был длинный, поросший травой отвал грунта, вынутый из котлованов строителями, – только потом выдававшийся язык срыли и на его месте поставили Триумфальную арку, до сих пор стоящую там и украшающую проспект. Как влитая вписалась. Холм за ней получил в народе название Поклонной горы, хотя настоящая была совершенно в другом месте. Никакой Наполеон на месте будущего Кутузовского никогда не стоял и на Москву оттуда не глядел, но именно там была построена Панорама Бородинской битвы, а рядом стояла Изба в Филях. То ли настоящая, то ли похожая. Деревянная, старинная, из серых толстых стволов…
Туда было интересно заходить, гуляя с дедушкой по Панораме. И еще интереснее было идти вдоль ряда трофейных австрийских, немецких и французских пушек, бронзовых, серых, зеленовато-оливковых и коричневых, со стройными стволами, короткими ушками, забитыми запальными отверстиями и пеньками с обеих сторон, которые когда-то опирались на лафеты. Где они теперь, эти орудия? Сданы в металлолом ушлыми охотниками за цветным металлом в 90-х? Проданы на сувениры какой-нибудь чиновничьей сволочью? Утилизованы, что бы это ни означало? Теплые, когда их нагревало солнце, на которые так приятно было залезать и сидеть на них верхом, представляя себя на поле битвы… Полотно, написанное когда-то Рубо, позволяло себе его представить так, как будто Бородинское сражение было вчера. Конница и пехота, артиллеристы и саперы, Багратионовы флеши… Ядра, ружья, сабли – французские и русские в витринах и на картинах. Пистолеты особенно манили, изящные и смертоносные. На самом деле куда страшнее были штыки – багинеты, но в них не было той романтики…