– Эй, Алин, давай без глупостей? Тебе надо отлежаться и, возможно, память вернется. Не надо пока принимать поспешных решений.
– Кажется, твой приятель не собирается ждать, пока я приму решения взвешенные.
– Тебе нет смысла нам доверять, я понимаю. Ты видишь нас впервые, мы говорим провокационные вещи. Я пытаюсь тебя понять, но честно, даже не представляю, что ты чувствуешь. Однако ты можешь доверять кое-кому в этой истории…
Он поднимается, обходит меня со спины и склоняется к самому моему уху.
– Себе, Алина. Попробуй довериться себе.
Кожа в миг покрывается мурашками, хотя на дворе жаркий летний день. Я чувствую, как шумит в ушах, и слегка боюсь того, что Никольский будет делать дальше, но он выпрямляется и говорит:
– Тебе нужно больше лежать, особенно первые несколько дней. И я бы на твоем месте так и сделал, потому что в рекомендациях врача нет ничего про секс.
– И что теперь?
Он смотрит, склонив голову, с ироничным прищуром. Будто я задала вопрос с подвохом.
– Теперь я тебя трахну. И не говори, что не хочешь, Алина.
– Не скажу. Но хочу услышать, почему хочешь ты. Точнее, почему вы оба этого хотите. У вас хватит денег купить себе по десять девушек на каждого. А вы хотите одну. Почему?
Олег пожимает плечами.
– Может, все дело в том, что мы оба – средние братья в семьях? И мы привыкли делиться игрушками. А может, дело вовсе не в нас.
– Что ты имеешь в виду?
– В этом уравнении есть еще и третья неизвестная.
– О, я в нем совершенно точно константа.
– Я не был бы так уверен, Ал-л-лина.
Только он умеет так тянуть мое имя, останавливаясь на букве «л».
Я просыпаюсь от того, что чувствую на коленке чью-то горячую и тяжелую руку. Еще до того, как я открываю глаза, знаю, кого увижу. Удивительным образом Никольский и Долгих за несколько коротких встреч въелись мне в подкорку. Я, кажется, знаю их запахи, шаги, дыхания. Но совершенно не помню ничего о том, откуда у меня эти знания.
– Врач сказал, что я должна оставаться в покое в ближайшие дни. Думаю, разбитная оргия не соответствует этой рекомендации.
– Всего лишь зашел узнать, как ты.
– Удивительная забота для того, кто напомнил травмированной девушке, что заплатил за нее.
Олег смеется, у него очень низкий бархатистый голос, я никогда таких не встречала.
– Меня тоже можно понять, малышка. У меня на корабле взорвался баллон, только чудом никто не погиб. Я влетел на кучу бабок, поменял все свои планы и завис здесь до окончания расследования страховой компанией.
– Расследования?
Я сажусь в изголовье кровати. Олег не спешит убирать руку, теперь она лежит прямо у меня на стопе и… неожиданно будоражащее ощущение. Вот черт.
– Страховая имеет право считать, что я пытаюсь нагреть их на бабки. Поэтому они будут все проверять прежде, чем оплатить ущерб. Ну а я хочу присутствовать и лично все контролировать. Раз уж у меня такой идиотский отпуск. И да, я не привык к сантиментам, поэтому рассчитываю, что ты его мне скрасишь. Потому что…
– Заплатил, я уже поняла.
– Именно.
– Я уже спрашивала у Данила, но хочу спросить и тебя. Почему я согласилась? Для чего мне были нужны такие деньги?
– Сомневаешься, что подписала контракт добровольно?
– Нет, наверное. Просто пытаюсь себя понять. Если верить вам и… ощущениям, то меня вообще не напрягали эти отношения. Но если заглянуть в себя, то… после удара по голове могут внезапно появиться моральные принципы, которых раньше не было?
Олег пожимает плечами. Ему явно весело: глаза блестят с интересом. Он изучает меня, как подопытную мышку. Не забывая мягкими неторопливыми движениями массировать мою ступню.
– Порой после травмы люди внезапно обнаруживают, что могут говорить на китайском или виртуозно играть на фортепиано. Моральные принципы – не самая страшная вещь. Хоть и неприятная, спору нет. Но мы сумеем справиться с ними. Это будет довольно легко, потому что я знаю твое тело. И знаю, как доставить тебе удовольствие.
Что ж, люблю, когда у мужчины широкий кругозор.
– Расскажи еще что-нибудь о моем прошлом. Ну или хотя бы о той части, которая тебе известна.
– Так не интересно. Почему желаемое получишь только ты? Давай лучше поиграем: за каждый ответ на вопрос ты снимаешь одну часть одежды.
Я приподнимаю бровь.
– На мне два предмета одежды. А вопросов больше.
– Какая жалость. Придется выбрать два самых важных вопроса.