В буфете как всегда царило оживление. Я встала в длиннющую очередь на раздачу. Аппетита особого не было, так что взяла себе только салат и томатный сок.
Я отошла от кассы и, размышляя, к кому бы подсесть, остановилась рядом с нашими продажниками. Их было как раз всего двое за столиком. Один — Костя — уже сидел и кромсал котлетку, а второй — Рома — тоже только подошёл и пока ещё выставлял тарелки с подноса. На спинке стула рядом аккуратно висел его пиджак.
Я решила, что к ним и подсяду. Шагнула к столику, но тут меня в спину кто-то толкнул. Причём явно нарочно и сильно. Я еле удержалась на ногах и еле удержала в руках сок и салат. Оглянулась — Эллочка. Она стремительно удалялась и через пару секунд вышла из буфета.
Вот же дура! Ну что это за детские выходки?
Потом я посмотрела перед собой и ужаснулась. Томатный сок выплеснулся и прямо на пиджак Ромы. И теперь плечо, лацкан и воротник с одной стороны были улиты бордовой жижей.
Стремительно краснея, я забормотала слова извинения.
— Рома, прости ради бога! Ты же видел, меня толкнули… Мне так неловко! Извини! Давай я химчистку оплачу?
— Да ладно, — пожал плечами Рома, усаживаясь на другой стул. — Это не мой. Я сегодня налегке.
Я перевела виноватый взгляд на Костю, но у того пиджак был на нём.
— А чей тогда?
И тут к столику подошёл кто-то ещё. Я, предчувствуя катастрофу, подняла глаза и онемела. Боже, только не он! Но это был Крамер. В рубашке. И судя по тому, с каким выражением он смотрел то на меня, то на испорченный пиджак (явно дорогущий), стало ясно, кто его хозяин. И выражение у этого хозяина было самое красноречивое. Вроде того: опять она мне напакостила!
Несколько невозможно долгих секунд я во все глаза таращилась на него, потом выдавила из себя:
— Простите, я нечаянно.
И тут же попятилась, попятилась, потом развернулась и быстренько сбежала из буфета, сунув по пути нетронутый салат и стакан в окошко для грязной посуды. Есть мне расхотелось надолго.
Весь остаток дня я нервничала из-за этого эпизода, а вечером он меня вызвал к себе. Причём не сказал, зачем. Тут уж я совсем разволновалась. Быстро подкрасила губы, поправила причёску и помчалась в приёмную, гадая, что на этот раз он скажет.
44
В приёмной было тихо. Лидочка уже собиралась домой. Объявлять меня по внутренней связи не стала, просто кивнула, мол, заходите так, он ждёт.
Я на миг замерла перед дверью, пытаясь унять волнение. Вдруг он из-за испорченного пиджака вызвал? И что тогда потребует? Чтобы постирала? А сам опять будет стоять за спиной и наблюдать?
У меня вырвался нервный смешок. Я толкнула дверь и вошла. Сделала по инерции несколько шагов вправо, к его столу и остановилась. Там никого не было.
Озадаченная, я осмотрелась. Крамер стоял у окна. Интересно, что он вечно там разглядывает? И что делать мне? Стоять посреди кабинета и ждать, когда он налюбуется городским пейзажем?
Однако он тут же развернулся, обвёл меня взглядом и кивнул в сторону кресел, стоявших у его стола.
— Присаживайтесь, Ксения Андреевна. Есть разговор.
Сам он тоже отошёл от окна и неторопливо направился к своему столу.
Вот это «есть разговор» никогда ничего хорошего не сулит. И я сразу внутренне напряглась ещё больше.
Я присела, но заводить этот свой разговор он не спешил. На часы посмотрел, потом снова на меня. Я невольно поёрзала.
Когда он вот так пристально смотрит, мне становится ужасно неловко. Начинаю нервничать, краснеть, пылать. И ещё это звенящее молчание, которое только обостряет напряжение. Уж лучше бы опять ругался, чем молчал и вот так смотрел.
Может, мне ещё раз извиниться за испорченный пиджак? Что угодно, лишь бы не это тягостное молчание, от которого я уже задыхалась.
Но только я открыла рот, как Крамер произнёс:
— Не передумали увольняться, Ксения Андреевна?
— Я ещё не решила, — промолвила я и подняла глаза.
Лучше бы не поднимала. Потому что вот так он смотрел на меня в ту ночь, когда мы с ним… познакомились. Меня тотчас накрыло волной жара. И я, чтобы как-то подавить смущение и неуместные воспоминания, сглотнув, продолжила:
— В любом случае на днях начинается тарификация. Так что пока она не закончится, я, естественно, никуда не уйду.
Тарификация — это настоящий ежемесячный дурдом и ад длиною в неделю. Мы с девочками этот период в шутку называем «критическими днями».
В эти дни мы выставляем счета нашим клиентам. На первый взгляд кажется, что ничего сложного: забил данные, а программа биллинга все цифры сама посчитает. Нам остаётся лишь выгрузить, а для юр. лиц* — ещё распечатать, подписать, шлёпнуть печать, упаковать в конверты и вместе с реестром передать курьерам.