Оксана протиснулась в захламленный коридорчик. Хозяин запер за ней дверь и лишь после этого додумался включить свет. Возраст его было определить довольно трудно: между тридцатью и полтинником, скажем так. Небрит, всклокочен, бос, а из одежды на нем, кажется, был один лишь матросский тельник, длины которого едва хватало, чтобы прикрыть причинное место…
В «полуторке» царил сложный букет ароматов: запахи красок и растворителей, пивных бутылок, дешевого парфюма и – этот «аромат» она сейчас ощущала острей всего – запах выкуренного недавно «косяка»…
– Кхм… – Оксана отвела глаза в сторону. – Извини, что заявилась в такое время… да еще без звонка!
– Та это ничего, нормально… – Хозяин с трудом сфокусировал на ней взгляд своих словно подведенных темной тушью припухших глаз. – Ооо… Ксюха – ты?! Сразу и не признал… Клевый у тебя прикид…. Рад тебя видеть, подруга! Давно шо-то ты не давала о себе знать…
– Я тоже рада тебя видеть, Лука. Ты один? Можно я у тебя немного тут побуду?
Хозяин посторонился, пропуская ее в комнату. Нашарив рукой цепочку-выключатель от настенного бра, он зажег наконец свет. В левом, противоположном от входа углу комнаты прямо на полу лежал поролоновый матрас. На нем, свернувшись калачиком, спала голая девушка лет двадцати или около того – когда включили свет, она даже не шелохнулась.
– А это кто у тебя тут, Лука? – поинтересовалась Оксана. Не найдя простыни, она накрыла нагую девушку халатом, который нашла на спинке стула. – Она хоть… живая?
– Та это… так… знакомая. – Лука наморщил лоб, явно силясь вспомнить события недавнего прошлого, но потом беспомощно развел руки. – Вчера у меня тут гуляла компания… Вмазали… и «вмазались»! Народ куда-то свалил, а она вот осталась. Живая… только в Шамбале где-то сейчас странствует…
– Лука, ты бы надел что-нибудь… ну хотя бы треники!
Оксана прошла на кухню, включила свет. Стол был завален остатками закусок; рюмки и фужеры валялись даже на полу, как и пустые бутылки; один фужер был разбит… В раковине – пластиковые упаковки, окурки, сверху покоилась пустая литровая бутылка из-под «Джонни Уокера»…
От всех этих запахов – и от всего того, что с ней происходило в последнее время, – Оксана почувствовала непреодолимый позыв к рвоте. Она едва успела заскочить в санузел (где тоже был, мягко говоря, не идеальный порядок и чистота). Здесь ее буквально вывернуло наизнанку…
Из туалета она вышла минут, наверное, через десять. Лука успел надеть шорты-бермуды; тельник, на котором виднелись пятна масляной краски, по-прежнему облегал его худой, с остро выпирающими ключицами торс. В руке у хозяина была банка пива. Он надолго присосался к ней; вытер дрожащей рукой мокрые губы, потом блаженно прикрыл глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям…
– Уффф… – наконец выдохнул он шумно. – Думал, шо все, крындец! Сейчас еще вискарем надо «поправиться»… Тебе, мать, вижу, тоже кепсько? Плохо, да? Как насчет… похмельнуться? У меня тут «скотч» где-то был припрятан. Специально на утренний похмел бутылку придержал!
– Спасибо за заботу, Лука… Но ты же знаешь, что я – не пью.
– Может, курнешь? На косяк-другой у меня травки найдется…
– Не пью и не курю.
– Как знаешь. – Лука допил пиво из банки, а саму пустую жестянку метнул в гору мусора, возвышающуюся над раковиной. – У тебя какое дело ко мне, Ксюха? Или так просто забрела?
– Лука, я у тебя ненадолго останусь, ладно?
– Да хоть навсегда.
– А еще мне нужны деньги. Столько, сколько сможешь дать. Взаймы, естественно…
Хозяин озадаченно почесал затылок. Он куда-то ненадолго отлучился, а когда вновь пришел на кухню, в ладони его были зажаты несколько стогривенных купюр.
– Я тут пару дней назад картинку свою удачно задвинул. Вот… остатки гонорария.
Оксана пересчитала купюры – их было восемь.
– Возьми триста обратно, мне и пятисот хватит. – Она сунула хозяину три купюры, потом чмокнула его в заросшую щеку. – Спасибо, Лука, ты настоящий друг. Иногда ты ведешь себя как малахольный. Но я знаю, у тебя это от избытка таланта, от того, что тебя «распирает»…
– Ладно, пойду спать, – сказал тот. – А хочешь, мать, присоединяйся к нам… будешь третьей!
– Нет, на групповуху я тоже не подписываюсь.
– Вот у кого святая душа, так это у Ксюхи, – пробормотал художник. – Трудно тебе будет, девочка, выжить в нашем бл…м долбаном мире!
Он уже собрался покинуть заваленную пустой тарой и объедками кухню, но реплика Оксаны приостановила его:
– У меня еще одна просьба к тебе будет, Лука. Если кто-то тебе позвонит… Если кто-то будет обо мне спрашивать… то ты меня – не видел.