На море было гораздо прохладнее, чем на берегу, и я поеживалась под дождем мелких брызг, миниатюрными иголочками впивающихся в кожу.
Стив со всей серьезностью подошел к вопросу организации пикника, и в стоящей у моих ног корзинке. сплетенной из пальмового волокна, лежали пакетики с купленной в китайском ресторане жареной муреной, запеченными в тесте креветками и салатом с морскими гребешками, а также шампанское, фрукты и минеральная вода.
Из-за шума мотора разговаривать было почти невозможно, да этого и не требовалось. Я просто наслаждалась стремительной гонкой на этом странном суденышке, в котором, как, впрочем, и в самом острове Бали, причудливым образом сочетались древность и современность.
Из-под носа перау вспорхнула стайка летучих рыб, пронеслась, сверкая, над морем и серебряным дождем посыпалась в воду.
Полоса пляжей и отелей осталась за кормой. Берега становились все более крутыми и обрывистыми. Между скалистыми утесами прятались уютные бухточки с узкими полумесяцами песчаных пляжей. Вначале на них мелькали фигуры загорающих туристов, но их становилось все меньше и меньше.
В скалах открылся проход, напоминающий то ли грот, то ли вход в подводную пещеру. Рядом с ним мягко изогнутым серпом протянулась полоса золотого песка, заканчивающаяся далеко выдающимся в море обрывистым мысом.
Стив заглушил мотор, и лодка мягко уткнулась носом в песок. Спрыгнув в воду, Иродиадис вытащил перау на берег
- Это мой любимый пляж, - сказал он. - Я обнаружил его четыре года назад.
- Удивительно, как хорошо ты знаешь Бали, - сказала я. - Наверное, ты очень любишь этот остров.
- Это _мой_ остров, - с какой-то странной интонацией произнес Стив.
- Почему бы и нет, - согласилась я. - В таком случае, если ты, конечно, не возражаешь, я приватизирую соседний Ломбок. Будем ездить друг к другу в гости на перау.
- Я серьезно, - сказал Иродиадис.
- Разумеется.
- Ты мне не веришь.
- Если ты считаешь, что этот остров твой, значит, он твой. В детстве у меня была собственная скала на Кавказе. Я устроила наверху свое убежище. О нем никто не знал, и никто никогда не взбирался на эту скалу, так что она была только моей.
- В моем случае все не так. Бали действительно _мой_ остров. По крайней мере, в ближайшем будущем он станет моим.
Я задумчиво посмотрела на Стива. Интересно, он псих или просто выпендривается? Только психа мне не хватало для полного счастья. Одно дело развлекаться на пляже с разумным и уравновешенным киллером, и совсем другое отправиться на пикник с убийцей, страдающим маниями и навязчивыми идеями. Бали ему, видите ли, захотелось. Хорошо хоть, не мирового господства. Будем надеяться, что Стив просто решил произвести на меня впечатление.
Иродиадис чутко уловил возникшее у меня ощущение тревоги.
- Я пошутил, - сказал он.
- Я так и поняла, - улыбнулась я.
Почему-то теперь я была совершенно уверена, что он не шутил.
- Не знаю, как ты, а я проголодалась, - я решила перейти на нейтральную тему. - Будет интересно попробовать жареную мурену. Никогда ее не ела. В России есть поверье, что если ты в первый раз пробуешь новое блюдо, то можешь загадать желание, и оно исполнится.
- В Греции есть такая же примета, - сказал Иродиадис. - Только, к сожалению, я уже пробовал жареную мурену, так что с желаниями сегодня мне не повезло. А какое желание собираешься загадать ты? Я засмеялась.
- Получить в собственность остров Ломбок и стать твоей соседкой.
- Возможно, твое желание и осуществится. Но все-таки Ломбок не Бали. Там, как и на остальных островах Индонезии, превалирует мусульманская религия и слишком заметно влияние западной цивилизации. Я бы предпочел вообще позабыть о том, что существует цивилизованный мир.
"Для русского киллера этот парень мыслит достаточно нетривиально", подумала я, аккуратно выкладывая на пластиковые тарелки мурену, креветки и салат.
- За что же ты так не любишь цивилизованный мир? В нем, конечно, есть кое-какие недостатки, но есть и несомненные достоинства. Джакузи, например, или шоколадное мороженое.
- Цивилизованный мир лишает человека естественности. Сначала люди приспосабливают мир к себе, а потом сами никак не могут приспособиться к приспособленному миру.
- По тебе этого не скажешь, - заметила я. - Судя по всему, ты весьма неплохо к нему приспосабливаешься. Да и мне, честно говоря, тоже не приходится жаловаться.
- Ты смотришь на вещи слишком поверхностно.
- Я начала с того, что смотрела глубоко и писала умные книги. Их, конечно, покупали, но далеко не так, как мои детективы. Это лишний раз доказывает, что мудрость заключается в простоте. Кому сейчас нужны глубокие мысли? Люди озабочены тем, как заработать деньги.
- А ты цинична.
- Неправда. Циник - это человек, который, учуяв запах цветов, озирается в поисках гроба. Я же, учуяв запах цветов, ищу только источник запаха, да и то в том случае, когда мне не лень это делать.
- Есть другое определение цинизма: циник - это человек, который в десятилетнем возрасте обнаружил, что никакого Санта-Клауса нет, и никак не может с этим смириться. Я отношусь скорее к этому типу.
- Все рано или поздно обнаруживают, что Санта-Клаус не существует. Большинство людей воспринимают этот факт совершенно спокойно. Для тех, кто не хочет смириться с реальным положением вещей, существует своя классификация. Одни обижаются на весь мир, другие начинают мстить окружающему миру, третьи пытаются изменить этот мир, а четвертые сами создают для себя Санта-Клауса. Интересно, к какой категории относишься ты? Мне кажется, в душе ты веришь, что твой Санта-Клаус живет на Бали.
Иродиадис расхохотался.
- Боюсь, что в здешнем климате старика хватил бы солнечный удар.
- В таком случае твоего Санта-Клауса зовут подругому. Возможно, это Гунунг Агунг.
- Не думаю. Скорее я отношусь ко второму типу.
- Неужели ты мстишь всему миру? Я тебе не верю. Это слишком трудоемкое и, как мне кажется, довольно неблагодарное занятие.
- А ты смирилась с тем, что Санта-Клаус не сущствует?
- Наверное, смирилась. Я как-то не задумывалась об этом. В любом случае мстить я никому не собираюсь.
- Когда именно ты обнаружила, что Санта-Клаус не существует? И как ты на это отреагировала?
- У меня было много Санта-Клаусов. Сразу всех и не вспомнишь.
- Всех и не надо. Вспомни одного.
- Пляж - неподходящее место для воспоминаний.
- Ну пожалуйста. Мне интересно.
- Ладно - вздохнула я. - В двенадцать лет я впервые прочитала "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына. До этого я читала только идеологически выдержанные советские книги, в которых положительные герои побеждали зло, и книги о Великой Отечественной войне, воспевающие героизм русского народа. Сейчас мне стыдно за собственную наивность, но в детстве я искренне ненавидела фашизм и гордилась своей страной.
В двенадцать лет было непросто принять тот факт, что Сталин уничтожил в несколько раз больше советских граждан, чем немецкая армия за все годы войны, и что отчаянный героизм русских солдат в значительной мере был связан с тем, что за их спиной стояли заградительные отряды, безжалостно расстреливающие из пулеметов всех, кто пытался отступать.
Чем больше исторической правды я узнавала о своих соотечественниках, тем отвратительнее себя чувствовала. По сравнению с тем, как русские истязали и уничтожали русских, немецкая жестокость перестала казаться страшной. Более того, для немцев я могла найти оправдание. Им внушили, что русские - низшая раса, которую они должны поработить для блага Великой Германии. Русских я оправдать не могла. Они убивали своих соотечественников не столько ради великой цели, сколько из страха, подлости, стадного чувства или любви к искусству.
Каждый второй был стукачом. Люди без зазрения совести строчили ложные доносы на соседа, надеясь занять его комнату в коммунальной квартире, или на коллегу по работе, чтобы получить повышение. О зверствах в лагерях лучше вообще не вспоминать. Миф о благородстве и величии русской души рассыпался в прах. Мне было до тошноты стыдно за свою страну. За страну и за ее народ. Долгое время я не могла с этим смириться.