"Экономическая" эмиграция и того омерзительней. Огромная "русская" колония в США оказалась такой убогой, что неспособна даже создать собственное лобби, несмотря на свою внушительную численность (в то время как какие-нибудь крошечные эстонская или хорватская общины создали в США мощные лобби).
Отечественный обыватель - носитель мелкобуржуазного сознания - всегда был исключительно убог, труслив и рептилен по сравнению со своим западноевропейским коллегой. Так сложилось исторически. Те, кто изучал историю русских революций, давно заметили, что русская буржуазия по сравнению с западной выглядит удивительно трусливой, конформистской, несамостоятельной, патриархально-неразвитой. В то время как в Европе буржуазия (третье сословие, мещанин, le citoyen) с оружием в руках и на баррикадах свергала монархов и добивалась для себя преимущественного положения в обществе, русская буржуазия, русский обыватель максимум униженно просили у монархии кусочек каких-нибудь прав для себя и испуганно затихали при каждом окрике сверху (даже лучшие представители нашей буржуазно-мещанской интеллигенции лишь один раз рискнули пойти на действительно смелый шаг: приняли Выборгское воззвание - и то сделали это в запальчивости и в большинстве своем чуть ли не на следующий день раскаялись в содеянном). Предел мечтаний нашей буржуазии, нашего интеллигентного обывателя был - встроиться в систему власти, получить какие-то привилегии лично для себя (лично для своего "дела", производства). Весь тот сарказм, который выплеснули Маркс и Энгельс в "Немецкой идеологии" на германское "святое" бюргерство, с еще б(льшим основанием - и в десятикратном размере - приложим к российской буржуазии, к российскому мещанству.
Западный обыватель, как бы труслив он ни был, знает, что с властью можно вступать в диалог в качестве равной стороны, спорить, требовать от нее чего-то, "качать права". Наш обыватель привык у власти просить, выклянчивать, он исходит из того, что с властями не спорят, власть - это система попечения, покровительства, патронажа, это курица, которая несет золотые яйца, - зачем же с ней портить отношения?
Сегодня наши либеральные обыватели - Арбатова тому пример - привычно обвиняют во всех своих бедах и бедах России большевиков и Октябрьскую революцию. А где были сами либеральные обыватели в 1905 или 1917 году? Что, кроме примеров трусости, оппортунизма, бестолковости, шизофренической болтливости и истерического позерства, неспособности работать на износ и систематически, они продемонстрировали? Это еще Плеханов 100 лет назад обнаружил, что российский пролетариат, как бы мал и слаб он ни был, уже выработал классовое сознание (стал "классом для себя"), а российская буржуазия, вопреки общим правилам, так и не удосужилась это сделать. Из этого открытия и выросла большевистская концепция гегемонии пролетариата в русской революции. Говоря иначе, сами либералы, сам обыватель, сама буржуазия - трусливая, политически и духовно ленивая, рептильная оказалась неспособна в России выполнить свою историческую миссию и передала право на гегемонию пролетариату.
А теперь, спустя 80 лет, либералы все еще плачутся и причитают: ах, какие нехорошие большевики, захватили власть, устроили диктатуру пролетариата, бяки! Вечно у обывателя виноват кто-то, кроме него самого.
При таких психологических характеристиках, при таком "историко-культурном наследии" нашему обывателю оскотиниться - раз плюнуть. Весь путь моральной деградации, на который западным буржуа-обывателям понадобилось несколько столетий, наши без труда преодолеют за пару десятков лет. Если падать невысоко - то и лететь недолго.
Сегодня наш обыватель (еще придавленный гнетом европейской культуры, сохранившейся в качестве доминантной при "проклятых коммунистах") лучше западного обывателя, завтра - после победы в России американизированной "массовой культуры" - будет в десять раз хуже.
* * *
Я воспринял произведение Арбатовой как документальную повесть. Сама она, видимо, так не считает. Сама она явно считает свою повесть художественной прозой. В подзаголовке у нее стоит просто "повесть". Знающие люди мне сказали, что только такую прозу Арбатова и пишет.
Мой разбор повести Арбатовой - это не литературная критика. Это политизированная культурология. Но даже в рамках культурологии я не могу игнорировать арбатовский стиль.
Почему Арбатова считает, что чем безграмотнее - тем лучше, это для меня загадка. Где ее учили такому языку, каким она пишет - еще б(льшая загадка. Подозреваю, что в Литературном институте. Сужу по результату.
Если повесть Арбатовой - документальная проза, то где был литературный редактор? (То, что документальная (мемуарная) проза требует редактирования - это азы литературно-издательского дела.) Если это художественная проза вопрос уже ко всей редакции "Звезды": а вы не даром свой хлеб едите, братцы?
Одни только приведенные выше цитаты из повести Арбатовой пестрят чудовищными стилистическими оборотами, свидетельствующими о полной литературной невинности профессионального драматурга Арбатовой.
Примеры? Пожалуйста. С.52. "Лола Звонарева, зам главного советско-американского журнала "Вместе"..."
Черт с ним, с несуществующим в литературном языке канцеляризмом "зам." (кстати, пишется с точкой, а не без). Но все-таки: Звонарева - зам. главного редактора журнала "Вместе", или это журнал "Вместе" - главный в череде советско-американских совместных изданий?
Тут же, с.52-53: "Андрей Кафтанов и писатель Леня Бахнов обещают перенести вещи этих сопляков, и они, наконец, с большой неохотой сдаются". Кто "они"? Кафтанов и Бахнов?
Вещи? Сопляки? Да-да, я догадываюсь по контексту, что "сопляки". Но если это литературное произведение - или пусть даже документальное, но напечатанное в литературном журнале - читатель не должен догадываться по контексту. В литературном журнале, нельзя, черт возьми, писать полуграмотным языком "Московского комсомольца"!
С.53. "Он читает введение в курс, от которого кофе перестает быть горячим..." От курса или от введения?
С.61. "...старалась придать глубоко пьяному голосу глубокую загадочность..." Дорогая Мария Арбатова!
Голубушка! Вас в школе не учили, что русский язык богат синонимами? О смысле я уже не говорю. Что такое "глубоко пьяный голос" и чем он отличается от "неглубоко пьяного" - тайна сия велика есть.
С.82. "...все время лежит под кустом в объятиях Денси, иногда подходя к Елене..." "Все время лежит, подходя"
- это замечательная находка. Жаль только, представить себе такое невозможно. "Без помощи, но при посредстве".
С.86. "Я несусь голая по безумному рельефу, почему-то не сломав ни одной ноги, размахивая халатом и придушенно вопя: "Миша! Лена! Миша! Лена!", как будто само по себе это как-то может помочь. Он достойно и неторопливо летит за мной до самой палатки..." Тут что не фраза - то шедевр. Как вы думаете, дорогой читатель, кто такой "он"? Миша? А вот и не угадали. Да знаю, знаю я, что из построения фразы получается, что Миша. Но на самом деле это не Миша, а орел. Просто у Арбатовой стиль такой. Привыкнуть надо.
Или вот: "безумный рельеф". Будь Арбатова пантеисткой, я бы, наверное, не стал предъявлять к ней претензии - раз Природа в целом разумна, то, наверное, могут быть рельефы разумные и рельефы безумные. Но Арбатова, как мы знаем, буддистка. Так что перед нами всего лишь стилистическая небрежность, отсутствие чувства языка. Как вы думаете, почему Викниксор в "Республике ШКИД" (не в повести Пантелеева и Белых - та, кстати, по-другому пишется: "Республика Шкид" - а в фильме Геннадия Полоки)
говорит не "безумная архитектура", а "немыслимая"? Потому что чувство языка у людей было...
А чего стоит оборот "не сломав ни одной ноги"! Сколько, интересно, всего ног у Арбатовой?
Хорошо также выражение "придушенно вопя". Вы попробуйте-ка это даже не сделать (сделать это невозможно), но хотя бы вообразить!
Сильным, смелым языком незаурядного художника описан также орел. "Достойно и неторопливо летит". А еще, надо полагать, орел может летать "недостойно". Хотел бы я также увидеть торопливо летящего орла. Видел я разных орлов - и в разных уголках ныне распавшегося СССР. И я знаю, что "торопливо летать" орел просто не может - его физическая конституция мешает такому полету.