Мы расплатились и пошли выполнять программу посещения.
Мне действительно удалось раздобыть адрес электронной почты профессора. Интернет — великая вещь! Не медля ни секунды, я написал Луконину письмо, в котором вспоминал о нашей давней встрече, выразил сожаление, что тогда не спросил адрес, интересовался, как дела у него и у его друзей. Письмо отправил наудачу, на авось. Олег Харитонович, ввиду преклонного возраста, давно был на пенсии, в университете не работал, и никто не знал: где он, что он, да и вообще — жив ли.
Ответила на моё письмо его дочь Анна. Писала, что профессор сам не в состоянии ответить, лежит в больнице. Он хорошо помнит нашу встречу. О друзьях ни он, ни Анна почти ничего не знают. Вроде бы, Мигель (она написала «дядя Миша») уехал в Испанию, Питер где-то пропал в Питере, а Жан… а Жана нет в живых. Сам Олег Харитонович тяжело болен, и врачи не дают обнадёживающего прогноза.
В ответе я попросил передать привет и мои искреннее пожелания скорейшего выздоровления, а про себя пожалел: в который раз безнадёжно утерял возможность общения с интереснейшим человеком. Всегда мы так…
А спустя две недели получил от Анны второе письмо: «С прискорбием сообщаю Вам, мой отец, Олег Харитонович Луконин, умер вчера в Городской многопрофильной больнице №2 города Санкт-Петербурга.
За неделю до смерти он попросил сделать ревизию одной своей папки пятнадцатилетней давности, в которой хранил материалы для встреч в кафе. Мы вместе отобрали наиболее с его точки зрения интересные материалы, которые он попросил отсканировать и переслать вам («Он поймёт», — сказал отец, имея в виду Вас). Материалы Вы сможете забрать с Яндекс. Диска по адресу… куда я их сегодня ночью выложила. Не знаю, будут ли они вам интересны, но такова была воля отца.
Ещё раз с уважением, Анна
P.S. Похороны состоятся завтра, если надумаете приехать, дайте знать, муж встретит вас».
На похороны я не поехал.
Материалы скачал.
За пару месяцев распознал тексты, которые были напечатаны на машинке, тексты рукописей набрал вручную. Полученное отредактировал и задал свою последовательность, условно разделив истории профессора на две категории. Эпиграфы к историям оставил от Олега Харитоновича, они из «Дао дэ цзин». Иногда они парадоксальны, как парадоксальны и провокационны сами истории, иногда по смыслу перекликаются с ними. Но чаще, видимо, просто созвучны настроению автора.
За полгода вышла небольшая книга. Первой, конечно же, поставил историю о Роланде. Хотя по хронологии она далеко не первая…
«Иллюминации» к рассказам нарисовал мой хороший знакомый. Они также аллегоричны.
Собственно, на этом всё. Такая вышла странная история. Очень странная история.
Как это было
Песня о Роланде
Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное — это прекрасное,
тогда и возникнет безобразное.
Когда все узнают, что добро — это добро,
тогда и возникнет зло.
— …Конечно пора…
— …Я свою Эльзу уже три месяца не щупал…
— Ты один, что ли?..
— Его Эльзу?! — гогот.
— Я ему говорю, граф приказал! А он мне: а король?..
— Грёбаные мавры…
— Грёбаные сарацины.
— Грёбаные баски!
— Графа Ожье к королю!
— Ты ноги каждый раз сбиваешь, потому что не умеешь, разгильдяй…
— …рафа… оролю…
Топот ног, копыт, бряцанье металла, скрип телег, гул голосов, ржание лошадей, визг маркитанток, пыль, вонь, жара! Жара, хоть день катился к вечеру… август же, лето. Исход… Наверное, такой толпой шли евреи из Египта.
Граф Хруодланд неторопливым шагом ехал верхом на своем пегом жеребце навстречу бесконечной колонне войск, которую, как в гигантскую воронку, засасывало ущелье. Графа легко узнавали по крупной фигуре, синему шерстяному плащу и светлому чубу — граф по новой моде брил бороду и голову, оставляя длинные вислые усы и чуб, как у короля, — узнавали и приветствовали: графа любили и уважали. Кто-то вскидывал копьё, кто-то кивал головой, кто-то находил нужным окликнуть — и почти всегда по-франкски: «Роланд!».