— Синьор граф, — в палатку боком просочился оруженосец. — Сегодня одноглазый Моркант зайца подстрелил, исключительно для вас, никому, говорит, не дам… вот приедет синьор граф… сам приготовил… тут кувшин вина… — оруженосец по-скорому накрывал на стол. — Хлеба нет, синьор граф, не смог достать.
— Нет так нет. Налей вина и ступай, я поем и посплю, пусть поставят к палатке охрану… а то зарежут во сне целого графа… не дай Бог…
— Слушаюсь, синьор граф! — И мальчишка вынырнул из палатки.
«Да, дурацкая вышла война», — ещё раз вздохнул про себя граф. Он выпил вина, сел на лежанку и принялся за зайца. Заяц был жёсткий, жилистый, сухой, граф не отказался бы от барашка, но где же тут возьмёшь барашка, после того как прошли двадцать тысяч здоровенных мужиков? А всё этот сарагосский кади — брат сатаны, заманил короля в ловушку! Сначала позвал в Сарагосу, чтобы Карл помог ему отбиться от Кордовского эмира, этого… как его, чёрта? Абд… Ар… Абд-ар-Рахмана, Абдурахмана, о! Вечно эти сарацины друг с другом воюют. Сначала пригласил, а потом сам переметнулся к эмиру… И так у них всегда! Сначала: «мамой клянусь!», а потом — раз! и нож в спину… Карл думал, кади подготовит провизию в Сарагосе, а пришлось добывать самим. О-о-о-о… как они добывали… Граф замотал головой… Прости нас, Господи, грешных… до сих пор противно. Одних деревенек штук десять спалили, не меньше. А сколько людишек-то перевешали? У-у-у-у… Причём как раз те лангобарды… как воевать — их нету, а как вешать — они тут как тут! Но без жестокости нельзя… Граф снова вздохнул. Дисциплины не будет, а не будет… (Граф налил ещё половину кружки вина и запил зайца.) А не будет дисциплины — будет как с Памплоной. Свои же, вроде, христиане, не мавры… И на тебе! Закрыли ворота и не пускали короля. Пришлось стены срыть. И людей со стенами… тоже.
Граф вытер руки и, не снимая верхней одежды, устроился на лежанке поверх шкур, прикрыв глаза. Нет, дурацкая вышла война. Народу побили… Он полежал некоторое время, пытаясь уснуть. Поспать было нужно… но сон не шёл.
— А чего это у тебя рожа расцарапана? — послышалось за палаткой. На пост заступило охранение.
— Чего-чего… — пробасил второй голос. — Тут одну кошечку припёр к стенке. Говорю ей, давай, мол… того! Ты — мой трофей, говорю! Схватил её, хочу платье задрать… А она мне хлесть по роже, и прямо до крови! Чуть, стерва, глаз не выбила…
— Ну, ты её и…
— Ну, я её и…
— Воины, вы бы заткнулись! — графу быстро надоело слушать их приключения.
И «кошечки» надоели. Все какие-то смуглые, аж чёрные, и вроде не мавры. Хотя тут им давно кровь поперемешали… Граф перевернулся на другой бок. Сами, конечно, чёрные… но ноги у них ничего… Ничего… А ещё они такие страстные… Как начнут изгибаться… как начнут… Бывало… Граф опять перевернулся. Бывало… Зацепишь такую, а она… Тьфу, черти, раззадорили! Может, приказать чтоб доставили… Ну какой тут спать?!
— Э! Который там с расцарапанной рожей, иди сюда!
За палаткой грохнуло, что-то уронили, кто-то выругался вполголоса, и в палатку пролез здоровенный детина:
— По вашему приказанию… граф… синьор…
— Ты чего с той девкой сделал, прибил? — граф приподнялся на руке.
— С какой девкой, ваше… синьор граф? — воин весь подался вперед.
— Ну, той, которая тебе рожу расцарапала?
— А-а-а-а… Да нет. Я ей в морду дал, а потом… того, немножко снасиловал.
— Как это немножко? — развеселился граф.
— Ну, только согнул её… и это… Да ей потом понравилось! Она меня даже просила с собой взять…
— А ты?
— А что я? Я, синьор граф, — воин! Какая мне жена? Меня не сегодня-завтра убьют, может.
— А она что?
— А что она? Ясное дело: у них, у баб, первое средство — слёзы… Ну, я ей колечко подарил… а сам…
— Колечко-то где взял?
— А Памплону когда жгли, я там с одной снял… руку рубанул… с мёртвой уже… сразу не снималось, потом…