— Да уж, — отметил Саша, — на полевой лагерь не очень похоже. Скорее это берлога.
Федя же чувствовал себя как в склепе, словно его похоронили заживо. Своим впечатлением он не замедлил поделиться с сотоварищами.
— Ага, — согласился Сашка, — мы здесь как в братской могиле.
— Да ладно вам, — храбрился Петька, — смотрите, все здесь есть.
Он водил своим фонариком по каменному полу, по очереди освещая детали скудного убранства их нового жилища, и быстро перечислял их вслух.
— Три матраса с одеялами, чайник, канистра, с водой, наверное, вон жратва, дрова… — Луч фонарика ненадолго задержался на куче старых поломанных тарных досок и большого пучка сухой травы — чтобы легче было разводить огонь.
Казалось, что больше освещать и показывать было вроде бы нечего, но Петька все-таки отыскал.
— А ведро зачем? — В самом углу ямы стояло старое, помятое и ржавое ведро.
— Это не ведро, это ночной горшок, — вдруг догадался Федя и поморщился.
Петька убрал луч фонарика из угла и замолчал.
— Что это за звук? — спросил в наступившей тишине Сашка, и Федя тоже услышал у своего плеча какое-то частое постукивание, будто кто-то очень быстро, но тихо печатал на машинке.
— Это у меня зубы стучат, — признался Петька, — замерз немного. Давайте костер разведем.
— Свитер надень, — тактично посоветовал Федя, хотя прекрасно догадался, отчего у его друга так мелко стучат зубы.
Костер развели. Стало и правда немного теплее, но только подле огня. Дым от него очень быстро поднимался к краю ямы и улетал невесть куда в темные коридоры. В свете костра на стенах каменного мешка заплясали, заколыхались гигантские тени. Они обступили сидящих у костра со всех сторон, будто призраки сгинувших в этом подземелье. Но ощущение склепа у Феди пропало. Теперь ему представлялось первобытное племя, для полного сходства с которым им оставалось только раздеться, завыть немудреную песню и устроить в пещере дикий танец. Да, и еще мамонт нужен или хотя бы его хобот, который должен жариться над горячими угольями.
Вообще-то все это было бы даже здорово, если бы не полная неизвестность дальнейшей судьбы. Неопределенность своей участи…
— И все-таки не нравится мне это, — в унисон Фединым мыслям и уже в который раз произнес Сашка. — Как-то все слишком таинственно.
— А чего ты хочешь? — вступился Петька за Бориса Вениаминовича скорее по привычке, чем от души. — Мы решили искать клад Митрида-та? Решили. Значит, нас никто не должен видеть, чтобы не поднимать лишней шумихи. Вот мы и здесь. А завтра начнем тут работать.
— Что, и искупаться сбегать будет нельзя? — язвительно спросил Сашка.
— Не знаю, — на сей раз честно и расстроенно ответил Петька.
— Вот ведь попали так попали, — досадовал Сашка. — Стоило ехать в Крым, чтобы сидеть в этой яме. А ты чего молчишь? У этого научился? — Он указал на тихого Мишаню.
— А что говорить-то, — пожал плечами Федя. — Утро вечера мудренее, спать надо ложиться. Утром узнаем.
— Утром, — усмехнулся Сашка. — Уже утро! — И он сунул под нос Феде свои наручные часы.
Сашка был прав, часы показывали половину пятого.
— Все равно лучше лечь спать, — предложил Федя. — Так время быстрее пройдет.
— Правильно, надо выспаться, — поддержал его Петька.
А с этим Саша в общем-то и не спорил, он первым поднялся от костра и подошел к матрасам.
— Придется поперек ложиться, — заметил он, — матрасов всего три, а нас-то четверо.
— Значит, поперек, — согласился Федя и присоединился к нему.
Петька тихонько лег рядом с ними, не сказав ни слова. Лишь Мишаня продолжал сидеть в одиночестве у костра. Каким-то жалким и печальным показался он в этот момент Феде.
— Ты чего там? — окликнул он паренька. — Иди ложись, места всем хватит.
— Может, пожрем? — робко спросил Мишаня.
— Во дает! Он, по-моему, только одну фразу и знает, — засмеялся Сашка.
А Петька вдруг сел на матрасах, откинув в сторону одеяло, и зло закричал:
— Я те пожру! Я те пожру! Иди ложись! Завтракать потом будем!
Мишаня тут же послушался свирепого окрика. Костер уже потихоньку догорал, и стены ямы все более погружались в непроглядную тьму.
— Дежурного надо бы у костра оставить, — уже миролюбиво предложил Петька. — И через час меняться. Чтобы не погас.
— Ну его на фиг, пускай догорает, — сонно отозвался Сашка и громко, протяжно зевнул.
Костер погас все-таки раньше, чем заснул Федя. Вернее, огонь сначала превратился в красную мерцающую россыпь углей, потом они слились в одну светящуюся лужу, и уж только потом наступила полная темнота. Федя еще подумал, что тут можно и с открытыми глазами уснуть… А потом вдруг откуда-то из поднебесья раздался громовой голос:
— Эй! Как поспали?!
«Пали… али», услышал Федя последние отголоски эха, когда открыл глаза. Его ослепил сильный электрический свет, изливающийся откуда-то сверху. Федя сощурился и прикрылся рукой, одновременно с ним то же самое сделали еще трое ребят на матрасах. И тут же стукнули по камню деревянные круглые ступеньки веревочной лестницы. Свет сместился в сторону, осветив отвесную стену, глаза мало-помалу начинали привыкать, и Федя увидел, что по лестнице довольно ловко и быстро к ним спускается Борис Вениаминович. Впервые с той минуты, как Федя остался здесь только в компании своих товарищей, у него немного отлегло от сердца. Их не бросили.
— Ну как, ребятушки? — весело и добродушно спросил Борис Вениаминович, успешно достигнув пола ямы.
— Нормально! — бодро отозвался за всех Петька.
— Не страшно было?
— Да ничего, — неуверенно пробубнил Саша.
— А работать готовы? Впрочем, что я спрашиваю, вы завтракали? Почему костер не разводите?
Борис Вениаминович хлопотал вокруг них, как заботливый отец. Вслед за ним в яму спустился и Андрей с сумкой, полной еды. Так что припасы, которые ребята обнаружили в яме, остались даже нетронутыми. Снова развели костер, расселись вокруг, плотно и вкусно позавтракали.
— Учтите, — шутил при этом Борис Вениаминович, — задаром вас кормить здесь не будут. Сейчас чай попьем — и работать.
У всех настроение улучшилось в сотню раз, ничего уже не было страшно, и сквозь пещерную тьму катакомб вновь засияли сокровища царя Митридата.
Еще веселее стало, когда выбрались из ямы, — все-таки там было не очень уютно. Опять долго шли длинными каменными галереями, то вверх, то вниз, сворачивали налево, направо. Федя только диву давался, как Андрей мог тут так хорошо ориентироваться, — наверное, немало времени провел в этих подземных коридорах.
Борис Вениаминович, кроме фонаря, нес с собой какую-то завернутую в тряпку штуковину, которую Федя приметил еще при разгрузке автомобиля. Он тогда решил, что это лопата, хотя ему было непонятно, зачем ее так тщательно заворачивать. Теперь же он начал сильно сомневаться в своей догадке и спросил Петьку. Но Петька тоже не знал, что это такое.
В какой-то момент Андрей вдруг обернулся и сказал:
— Подходим, за поворотом наша. Федя еще раз догнал Петьку и спросил:
— Чего наша?
— Кто его знает, — неуверенно ответил тот, — может быть, пещера, помнишь, я показывал тебе план Аристобулла.
— Ты на земле рисовал, а не план показывал.
— Это одно и то же, не придирайся.
Тем временем вслед за Андреем вся партия кладоискателей, за исключением отсутствующего здесь Сергея Сергеевича, сделала еще один поворот и оказалась в каком-то очень широком, но полузаваленном ходе. Вернее, дальше, впереди, ход был засыпан, видимо, полностью — Федя разглядел завал в свете фонарей, — но в той части, где они остановились, нагромождение каменных глыб образовало неровный склон, постепенно поднимающийся до самого потолка. Андрей первым, немного кряхтя, полез вверх и вперед по каменным обломкам. Все с нерастраченной еще готовностью последовали за ним.
У самого потолка Андрей остановился и сдвинулся влево, к одной из стен подземелья.
— Вот он, лаз, — сказал он, освещая фонариком черную треугольную дыру в стене.