Вахтер потребовал пропуск. И наверное, вся Сашина затея, казавшаяся такой многообещающей, оказалась бы совсем пустой, не появись в нужное время в нужном месте очень высокий человек с большой гладкой лысиной, блестящей даже в полумраке помещения не многим хуже, чем блестел под ярким июльским солнцем золотой купол колокольни, которую Федя углядел над крышами киевских домов с круглой площади на Крещатике. Человек-колокольня не обратил на ребят поначалу никакого внимания. Он прошел мимо вахтера, предъявив пропуск, в то время как Федя и Саша уже не качали права, а лишь тихо скулили, пытаясь вымолить для себя снисхождение, но неожиданно вернулся назад к вахте и спросил:
— А в чем дело? Чего хотят эти гарны парубки?
— Та шо? — ответил вахтер. — Сами ни разумиют шо. Митридата якого-то спрашивают. Бают, шо с Москвы до него приихалы.
— Митридата? — поразился лысый. Он, в отличие от вахтера, говорил совершенно по-русски, даже без какого-либо акцента, и «гарны парубки» прозвучали в его устах довольно фальшиво: было очевидно, что он произнес эти слова лишь для поддержания местного колорита. — Какого Митридата? — спросил человек-колокольня теперь уже непосредственно Федю и Сашу.
— Евпатора, — пояснил Федя, запомнивший это имя из рассказа Бориса Вениаминовича.
— А вы случайно не ошиблись дверью, молодые люди? — поинтересовался лысый, с любопытством глядя на ребят сверху вниз. — На прием к Митридату Евпатору в наше время нужно записываться через психиатра.
— Да мы знаем, что он давно жил, — не купившись на шутку, серьезно продолжал Федя. — Нам нужен Борис Вениаминович, археолог из Москвы. Он собирался сегодня ехать на раскопки в Пантикапеи и нас обещал взять, а его должна была туда везти машина от Украинской академии наук. Только мы разминулись, вот и пришли сюда спросить, где его искать.
— Знаете что, хлопцы, — похоже, лысый почему-то решил помочь им, — вы здесь постойте, а я сейчас пойду узнаю, у кого надо, по вашему вопросу. А потом или сам выйду, все вам сообщу, или пошлю кого-нибудь. Как, вы говорите, зовут вашего московского археолога?
— Борис Вениаминович.
— Отродясь про такого не слыхал, ну да их много. А фамилия?
— Мы не знаем.
— Странно, конечно, — пожал плечами лысый. — Ну ладно, ждите.
Махнув им рукой, он поспешил к широкой мраморной лестнице, которой заканчивался холл, и вскоре скрылся из виду. Больше лысый уже не появился, зато минут через пятнадцать по этой же лестнице сбежала молодая красивая девушка и направилась прямо к Феде и Саше.
— Кому тут Митридат нужен? — поинтересовалась она, видимо, для порядка, потому что кроме них никого вообще возле вахты не было.
— Ну, нам, — отозвался тоже для порядка Саша.
— Значит, это вы из Москвы? — уточнила девушка.
— Ну да, мы.
— Тогда слушайте, москали, никакого Бориса Вениаминовича здесь не было, о нем ничего не слышали и никаких машин от Академии наук никуда сегодня не отправляли. А экспедиция в Керчи на горе Митридат работает еще с конца апреля, и уезжали люди туда на поезде.
Понятно? — строго спросила она и, дождавшись унылых кийков, закончила: — Все. До свидания.
— С тебя рубль, — напомнил Федя Саше, когда ребята вышли на улицу.
— Ни фига подобного, — возразил опытный спорщик, — мы не спорили, ты сам не захотел.
Однако не выигранные Федей рубли были, конечно, совсем не главное. Главное было то, что след Петьки вместе с Борисом Вениаминовичем терялся окончательно.
Вот так неожиданно исполнилось Федино желание, но странным образом. После неудачного посещения Академии наук им с Сашей оставалось только прогуливаться по Киеву. Искать им больше было нечего, что делать дальше — непонятно. Озадаченные и растерянные путешественники долго бродили по высоким холмам над широкой рекой, мимо памятника князю Владимиру, когда-то крестившему в этом месте языческую еще Русь. С холмов спустились в район, чем-то напоминающий Старый Арбат и носящий вполне понятное русскому уху имя «Подол», вновь поднялись по Андреевскому спуску и, миновав красивую затейливую церковь, по одной из узких улочек опять спустились к Крещатику.
Устав бродить, несостоявшиеся археологи присели передохнуть у одного из фонтанчиков на той самой круглой площади, что так понравилась Феде.
— Знаешь, Федь, — сказал Саша, умываясь прохладной водой из фонтана. — Нет у нас с тобой другого выхода, как вернуться опять на вокзал.