— Больно, — вместо этого шепчу я. — Когда ты прикасаешься ко мне там.
— Неужели? — спрашивает он. — Значит, если я залезу в разрез твоей юбки, то не обнаружу, что ты уже вся взмокла?
Мой рот приоткрывается. Никто со мной так не разговаривает. Я так разговариваю с людьми.
И все же...
И все же...
Он не ошибается. И тепло, идущее от моей задницы, теперь сладко разливается у меня между ног.
Что-то есть в этой особенной боли... достаточно крепкой, чтобы держать меня на грани, но при этом достаточно тонкой, чтобы я могла продолжать танцевать, чтобы я могла наслаждаться ощущением сильных рук Лорна, направляющих меня в танце.
Но я никогда не отказывалась от брошенного мне вызова. Я поднимаю подбородок и смотрю ему прямо в глаза.
— Сделай это и узнаешь, — осмеливаюсь ответить я.
Кажется, я раскусила его блеф. Я ожидаю, что Лорн усмехнется, отступит, снова улыбнется в тайном веселье, но больше ничего.
Но потом он делает именно это. Прямо там, на танцполе бального зала, прямо там, под глициниями и розами, он запускает руку мне под юбку и находит мой бутон. Даже сквозь шелковые трусики я смущенно мокрая.
Он издает нетерпеливый звук и отодвигает шелк в сторону, его пальцы ищут мой клитор, мой вход. И я знаю, что он делает. Я знаю это, потому что проделывала подобное тысячу раз со своими сабмиссивами. Он проверяет, не набух ли мой клитор, он сам замечает, насколько я влажная. И все это время мы продолжаем танцевать. И все это время он крепко держит меня в своих объятиях.
Меня охватывает паника, быстрая и холодная.
— Лорн, ты не можешь, здесь слишком много людей...
— Кто-нибудь из них смотрит? — спрашивает он, не сводя с меня глаз, в то время как его пальцы продолжают прощупывать меня. — Кто-нибудь из них пялится сейчас на хорошенькую фею с рукой, застрявшей у нее между ног?
Сглотнув, я поворачиваю голову и оглядываюсь вокруг. Вечеринка в самом разгаре —ночь наполнена желанием и реками алкоголя, — и все слишком поглощены своими собственными экстазами и драмами, чтобы заметить, что вице-президент держит руку своего бывшего мужа у себя под юбкой. И мы все равно в масках…
Но...
— Я должна встретиться кое с кем позже, — выпаливаю я. — Свидание. Марк Тинтагель назначил мне свидание.
Похоже, это нисколько не беспокоит Лорна.
— И ты не хочешь встретить того, кто придет на это свидание, с мокрой пизденкой, не так ли?
— Я...
— Я не против подготовить тебя для другого мужчины, — говорит Лорн, низко наклоняясь, чтобы прошептать мне на ухо. Его пальцы скользят по моему клитору и начинают работать. Маленькими кругами. Немного надавливают. — Пока ты мне позволяешь. Ты ведь мне это позволяешь, не так ли? Ты позволяешь своему бывшему мужу играть с тобой посреди бального зала, потому что тебе это так нужно?
Его голос... это другое. Не острый, потому что Лорн Лотиан не режет, он не режет даже в зале суда, даже по другую сторону стола в конференц-зале, собираясь подписать бумаги о собственном разводе.
Нет, Лорн похож на выдержанное виски, отражающееся в цвете его глаз. Он изливается в вас; он сжигает вас изнутри, продвигаясь к самой сути. Он опьяняет вас, возбуждает, уговаривает позволить ему заструиться по вашим венам, и не успеете вы оглянуться, как вы уже пьяны. Вы опьянены его убеждениями, его страстями, его полным присутствием, и вы спотыкаетесь обо все это, просто падаете. Ты пытаешься закрыть глаза, чтобы остановить головокружение, только вот все твои попытки напрасны, напрасны.
Этого достаточно, чтобы заставить женщину умолять о резкости. Потому что лезвие со временем затупится, но виски? Виски с возрастом становится только крепче.
При этом мы с ним уже не молоды.
— Лорн, — говорю я. — Остановись.
Он останавливается, хотя в ту минуту, когда Лорн больше не гладит меня, я хочу, чтобы он продолжал. Особенно когда Лорн подносит пальцы ко рту, чтобы попробовать их на вкус.
Я чувствую, что не могу дышать.
— Ты бесстыдник, — шепчу я.
— Это лучше, чем стыдиться, Морган ле Фэй.
— Не называй меня так, — говорю я.
Я скучаю по тому, как ты называешь меня этим именем, я скучаю по нему каждый день.
— И мне не стыдно.
Мы все еще шагаем и кружимся, но в какой-то момент оказывается, что Лорн уже вывел нас за пределы танцпола.
— Думаю, да, — говорит он. — Я думаю, тебе так стыдно, что ты даже не можешь высказать свои желания вслух. Я думаю, тебе так стыдно, что ты скорее разведешься с мужчиной, чем признаешься, что до бесстыдства хочешь его.
Я перестаю танцевать, глядя на него снизу вверх. Его рука все еще на моей заднице.
— Так вот в чем дело? В разводе?
Улыбка под маской.
— Нет, не в нем.
— Но со стороны так не кажется, — бормочу я.
— Разве мужчина не может танцевать со своей бывшей женой? Разве он не может немного поиграть с ней у нее под юбкой? — Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, он притягивает меня ближе — достаточно близко, чтобы мои бедра были раздвинуты достаточно широко. И давление этого мускулистого, одетого в смокинг бедра на мою киску почти сводит меня с ума. Я падаю на него и тяжело дышу, как животное в разгар течки.
Вот почему я развелась с ним. Он опьяняет меня и лишает чувств. Он проникает в мою душу и нашептывает мне мои тайные желания. Он хочет моего контроля, моей капитуляции... а я не в силах ему этого дать. Я никому не могу этого дать.
Но ты ведь этого хочешь, не так ли?
Вот в чем нельзя было признаться в машине.
После всех этих лет ты хочешь чего-то другого и боишься.
— Иди сюда, милая ведьмочка, — говорит он, выпуская меня из своих объятий, но беря мою руку в свою и ведя нас к одной из замшелых ниш в бальном зале. Над нами изгибаются живые ветви, увешанные огнями и цветами, а вокруг нас, словно занавеси, висит прозрачная ткань. Мы не невидимы, но в основном скрыты, и трудно не чувствовать, что мы находимся в какой-то сказочной долине, одни в лесу.
Но я не могу остаться наедине с Лорном, думаю я, когда он поворачивается ко мне. Я не могу, не могу, потому что я выпью его до дна, упаду в бездну этих шотландских глаз и утону.