Сегодня же все иначе.
Впервые Реджина пригласила меня посетить бал вместе с ней. На самом деле, она очень настаивала на этом.
Сегодняшняя тщательно продуманная вечеринка призвана отпраздновать выход в свет Тинсли Константин, представительницы влиятельной манхэттенской семьи Константин. Однако волосы встают дыбом на моих руках и ощущение, будто кто-то шепчет мне на ухо, заставляет меня чувствовать, что сегодняшний вечер - это начало чего-то большего, чем вступление молодой девушки в элитное общество.
— Ты готова? — спрашивает моя мачеха, не дожидаясь ответа, когда тянет меня вниз по лестнице рядом с собой. Она тянет меня так сильно, что мне приходится держаться за богато украшенные золотые перила, чтобы не упасть с лестницы. Как бы мачеха ни хотела заявить о себе, я предпочитаю остаться незамеченной. Упасть лицом вперед на глазах у элиты Манхэттена - это не тот способ, который поможет мне слиться с гобеленами. Я спотыкаюсь с каждым шагом, когда Реджина лучезарно улыбается, выглядя, словно бывшая королева красоты, которой она и является, или как настоящая королева, собирающаяся поприветствовать своих верных подданных. Все ее присутствие излучает красоту и власть, а тут еще и я, ковыляющая рядом с ней, с трудом держась на тринадцатисантиметровых каблуках, которые я не привыкла носить.
Мы с мачехой - противоположности во всех отношениях. Все в ней кричит о холоде - ее ледяные светлые волосы и еще более ледяной взгляд голубых льдистых глаз. Единственное, что указывает на теплоту, - это ее загорелая кожа, и это даже не результат солнца, а команды специалистов по аэрозольным автозагарам, которые посетили наш дом в начале дня.
В то время как я бледнокожая с волосами цвета эбенового дерева.
Даже наши вечерние платья не могут быть более разными. Если у нее полностью белый ансамбль, дополненный атласной маской, усыпанной кристаллами, которая подчеркивает ее розовые губы, то у меня - простое черное кружевное платье без рукавов с вырезом в форме сердца и такая же простая маска, подчеркивающая мои кроваво-красные губы.
Я чувствую себя красивой, когда платье взвивается вокруг моих ног, хотя Реджина никогда бы так не сказала, потому что даже если бы на ней не было маски, такое чувство, что она срослась со своей маской.
Потолок бального зала особняка семейства Константин задрапирован сложными нитями огней, пересекающими весь бальный зал. Их так много, что они похожи на золотые паутинки, отбрасывающие тусклый свет на собравшуюся под ними толпу, одетую в изысканные бальные платья и расшитые бисером маски.
У меня покалывает затылок, и мурашки пробегают по позвоночнику, когда я смотрю на эротическую сцену, разыгравшуюся внизу. Платья, расшитые бисером, демонстрируют полные юбки и еще более полные округлые груди, вырывающиеся из своих пределов. Улыбки и смех парят над чувственным медленным движением тел, прижимающихся друг к другу.
Когда мы достигаем нижней ступеньки лестницы, мы полностью погружаемся в сказку викторианской эпохи. Только на дворе две тысячи двадцатый год, а мы далеко не в Лондоне; бал проходит прямо здесь, в Епископской гавани, в особняке с видом на обширные территории и сады.
Из высоких замысловатых причесок и париков торчат перья. Некоторые мужчины одеты в смокинги, дополненные фраками и шляпами. У других - сложные маски в стиле лабиринта с длинными изогнутыми клювами, похожими на черепа. Высокие хрустальные бокалы для шампанского звенят, дополняя музыку, которая доносится со стороны оркестра. Они играют медленную соблазнительную мелодию; каждое движение смычка по струнам усиливает призыв сирены. Яд прокладывает себе путь сквозь шелк и атлас, словно шлейф смертоносного газа.
— Нив, поры твоей кожи просто огромны, — замечает Реджина, осматривая мой нос со слишком близкого расстояния. Она сморщила нос, затем отошла, как будто ей стало противно от того, что она увидела.
— Ага, — отвечаю я, зная, что это неправда, и не заботясь о том, правда ли это. Я не так помешана на красоте, как она. Реджина самовлюбленная, жадная до денег и эгоистичная. Дело в том, что я бы, наверное, смирилась со всем этим, но именно ее тщеславие, ее единоличный взгляд на то, как должны выглядеть люди, которые, конечно, красивы, но не так красивы, как она, заставляет меня по-настоящему презирать ее.
Кроме того, сегодня она может говорить все, что захочет. Я не позволю ей испортить мне этот бал.
— Тебе нужно больше спать, если ты хочешь избавиться от этих мешков под глазами, — говорит она, цедя слова сквозь зубы, протягивая руку кому-то в толпе.
— Я плохо спала прошлой ночью, — отвечаю я. Это правда. Я не спала. Я не сплю уже несколько недель. Каждую ночь я просыпаюсь от ощущения, что за мной кто-то наблюдает, и каждый раз, даже после того, как я успокаиваю себя и говорю себе, что я просто глупая параноичка, я не могу снова заснуть.
— Твой отец тоже никогда хорошо не высыпался, — говорит она, ее глаза становятся грустными, когда она на мгновение смотрит на свои сверкающие туфли от Jimmy Choos, выглядывающие из-под шелка ее белого облегающего платья.
Реджина заслуживает моего гнева и даже больше, но видя, как она грустит о моем отце, думая хоть на долю секунды о том, что у нее могли быть искренние чувства к нему, человеку, которого я считала супергероем и любила больше всех на свете, я чувствую симпатию к женщине, которая держала меня практически взаперти вот уже шесть лет.
— Я знаю, но когда ему удавалось выспаться, он храпел, как товарный поезд, — напоминаю я ей с небольшой улыбкой.
Взгляд Реджины просветлел. Она указывает в мою сторону длинным пальцем с накрашенным белым блестящим лаком:
— Это секрет, который должна хранить ты, я, домработницы и старые стены дома, который мы все унесем с собой в могилу. Но да, его храп сотрясал дом и, вероятно, несколько близлежащих домов. Когда он умер, они, вероятно, удивились, почему на Манхэттене перестали происходить небольшие землетрясения каждую ночь.
Мы обе хихикаем, но смех утихает почти сразу после начала. Ее стеклянные глаза стали ясными и сосредоточенными без тени грусти. Реджина обращает свой ледяной взгляд голубых глаз на что-то в углу большой комнаты и поправляет свою тонкую бриллиантовую диадему над идеально уложенными платиновыми светлыми волосами. В поправке нет необходимости: я никогда не видела у этой женщины ни одного изъяна. Ни помады на зубах, ни капельки туши в уголке глаза, ни даже волоска не на месте.