— Вон Сет, — говорит Реджина, указывая на угол, где Сет стоит подозрительно близко к женщине в кроваво-красном платье с лифом еще теснее, чем у меня. Ее русые волосы касаются его щеки, когда она наклоняется к нему, чтобы прошептать что-то, очевидно, смешное, потому что Сет откидывает голову назад в беззвучном смехе, звук поглощается толпой и музыкой. — Ты ему нравишься, и у него много денег. Я не понимаю, почему ты никогда не проявляла к нему интереса.
Я вздохнула:
— Потому что я не заинтересована в том, чтобы нравиться кому-то только потому, что я ему нравлюсь, и меня не интересуют его деньги.
Это правда. Мои интересы куда темнее. Потому что я хочу, чтобы кто-то наблюдал за мной, пока я сплю. Трогал меня.
Делал мне больно.
— Какая жалость, — драматично вздыхает она. — Он из одной из самых богатых семей в городе.
Я открываю рот, чтобы ответить, но снова задумываюсь, потому что это бесполезно. Реджина не умеет спорить. Она мыслит в одном направлении и не может понять, как кто-то с деньгами может меня не заинтересовать.
— Зачем мы это делаем? — интересуюсь я, поворачиваясь к ней. Реджина идет впереди меня, и я обнаруживаю, что говорю у нее за спиной. — Ты никогда не разрешала мне ходить на вечеринки или куда-либо еще, так почему именно сейчас?
Реджина поворачивается на пятках, и я почти натыкаюсь на ее грудь. Я поворачиваю шею, чтобы посмотреть на все ее сто восемьдесят с лишним сантиметров совершенства.
— Ты можешь считать меня недальновидной пустышкой, но ты была под моей защитой в течение многих лет. Думаешь, для меня не имеет значения, что завтра ты станешь взрослой, а я больше не буду самой близкой тебе матерью, которой я когда-либо была?
— Матерью? — спрашиваю я, смущенная тем, что она может так себя воспринимать. Я мало что помню о своей матери, но то, что я помню, это чувство любви и безопасности, которые я никогда не чувствовала, живя под одной крышей с самой Ледяной Королевой.
Она берет прядь моих волос, проводит пальцами по блестящей волне, затем перекидывает ее через плечо и щелкает пальцами, как будто что-то убирает с них.
— Я тебе не мать, Нив, мы обе это знаем. Но я сделала все возможное, чтобы оградить тебя от реалий этого жестокого мира, и как бы мне ни было неприятно признавать это, этот день тяжело давил на меня в течение нескольких месяцев, и не по тем причинам, о которых ты думаешь.
Она выглядит искренне обиженной. Между ее бровями пролегает настоящая линия, когда она хмурится.
— Мне... мне жаль. Я никогда не смотрела на это под таким углом, — признаюсь я, впервые за все время чувствуя к ней сочувствие. Сегодня мой день рождения, и в полночь я унаследую все, что оставил мне отец. Его компанию. Мой трастовый фонд. Реджина по-прежнему будет довольствоваться тем пособием, которое выделил ей отец, но свое временно занимаемое ей место в совете директоров она уступит мне. Я полагала, что Реджина расстроится из-за потери места, но я ни на секунду не задумывалась о том, что она расстроится из-за потери меня.
Реджина проводит пальцем под глазом по макияжу, который никогда не размазывался. Затем она отмахивается от своих эмоций взмахом руки и делает глубокий вдох.
— Конечно, нет. Никто не думает, что я способна на большее, чем красота и трата денег твоего отца, но уверяю тебя: если люди не видят, что скрывается под высокими скулами и безупречной фигурой, это не значит, что там ничего нет. Ты можешь считать меня жестокой, но я всегда считала себя твоей защитницей. Ты можешь осуждать меня, как и все остальные, но, честно говоря, Нив, я считала, что ты лучше других.
Она права. Я никогда не рассматривала ее запирание меня как защиту. Но с другой стороны, она никогда не проявляла ко мне даже мизерной привязанности, даже когда умер мой отец. Откуда мне было знать, что Реджина рассматривала отношения, которые я считала токсичными, как самые близкие к материнству?
Она расправляет плечи и поворачивается ко мне боком.
— Итак, какие же парни вызывают у тебя интерес, если не кто-то вроде Сета? — спрашивает она.
Я пожимаю плечами.
Те, которые наблюдают за мной, пока я сплю.
— Ну же, — она подталкивает меня в плечо. — Должен же был быть хотя бы один мужчина, который заставил тебя воспарить в мыслях, которые не были такими же чистыми, как твоя красивая бледная кожа? Женщина? Кухонный прибор? Что угодно?
Я оглядываю комнату, и у меня снова возникает чувство, которое я испытываю каждую ночь. Дрожь, пробегающая вниз по позвоночнику. То, которое говорит мне, что за мной наблюдают. То, которое заставляет меня фантазировать, что человек, наблюдающий за мной, - это один конкретный мужчина с ярко-зелеными глазами и интенсивностью, пробуждающей во мне чувство, которое кажется мне одновременно неправильным и правильным. Прошлой ночью я представила, как он стоит над моей кроватью и смотрит, как я сплю. Он берет свой… в руки... Я встряхиваю головой, прогоняя прочь мысль, о которой мне сейчас не стоит даже думать. Мне не нужно разыгрывать фантазию, что звездный - единственный мужчина, который когда-либо заставлял меня чувствовать что-то, кроме недоверия и отвращения. Единственный мужчина, который заставляет меня... хотеть его.
Я прочищаю горло:
— Я молода. У меня много времени на парней.
— Уйма времени, — напевает Реджина с улыбкой, которая говорит мне, что она имеет в виду больше, чем слова, которые произносит, но у меня нет времени задавать ей вопросы, потому что как только гламурная элита замечает ее, она оказывается в толпе поклонников, которым Реджина изящно дарит немного своего благосклонного времени и фальшиво смеется.
Сет замечает меня и улыбается. Извинившись перед женщиной в красном, он направляется к нам и вежливо здоровается с Реджиной, которая отходит в сторону, чтобы поговорить с кем-то из знакомых.