Павло безнадёжно вздохнул, на секунду перевёл взгляд на вздувшийся бицепс на своей правой согнутой руке. Вид такого мощного бицепса несколько утешил его. (Павло Горошевич страдал плоскостопием, старался возместить этот недостаток ежедневными изнурительными тренировками, постоянно увеличивал нагрузку, добавлял на штангу всё больше веса.)
Затем Павло снова посмотрел вперёд, и лицо его посуровело: то, что он увидел, ему активно не понравилось.
Чуть впереди, через два ряда от него, давились от смеха два брата-армянина – Арам и Геворк Асланяны. Арам тыкал брата локтём, многозначительно показывал смеющимися глазами вперёд и вниз. Прямо перед ними сидела Тамара Станкевич, которая в эту минуту склонилась над партой, и её трусы-стринги сильно высунулись из джинсов. Именно на эти трусы с нескрываемым удовольствием и взирали братья.
Павло уже открыл было рот, чтобы призвать к порядку хачиков, но передумал, сдержался. По большому счёту это его не касалось, так что он решил не вмешиваться.
В конце концов, подумаешь – трусы!
Говна пирога!
Геворку же захотелось ещё кого-то порадовать таким изысканным зрелищем, и он стал спешно озираться вокруг. Хотел окликнуть сидевшего в соседнем ряду своего дружка Саню Колоскова, но в последнюю секунду одумался. Как только дело касалось Тамары, Саня напрочь терял чувство юмора.
Так что в конечном счёте он позвал Заблуду, сидевшего на соседнем ряду. Тот обернулся, Геворк многозначительно повёл чёрной бровью.
Теперь уже все трое с большим интересом разглядывали Тамарины стринги.
– Подобный металлоэлемент является хорошим проводником тепла и электричества, причём надо учитывать, что атомы в данном случае соединены внутри кристалла довольно необычным образом, – говорила тем временем двадцатисемилетняя Седа Костоева, сама с нескрываемой тоской периодически поглядывавшая в открытое окно.
Она попала в Приозёрск довольно случайно, стараниями своих родственников по материнской линии, которые подыскали для неё безопасное место, подальше от чеченских или каких-либо других властей. Покойный муж Седы был боевиком, его убили три года назад во время очередной зачистки, затем постепенно оказались арестованы и погибли все его близкие, никого не осталось из их клана. Детей ей с мужем аллах не дал, что было её постоянной болью.
Седа, всё же ухитрившаяся в годы войны получить высшее педагогическое образование, с радостью ухватилась за работу в школе, уехала в незнакомый город, старалась постепенно забыть всё, что ей пришлось пережить за прошедшие страшные годы.
Ромка Заблудший, сидевший в четвёртом ряду у окна, ничего этого не знал, не сводил с неё затуманенных глаз, незаметно для окружающих онанировал через давно проделанную дыру в кармане джинсов. Необычное соединение атомов волновало его сейчас меньше всего. Он мечтал совсем о другом необычном соединении.
На третьей парте в левом ряду пух от скуки Олег Дикий, периодически поглядывал на Алину, которая сидела впереди, но одна – из-за Олега никто из парней не решался сесть рядом. Сам же Олег по известной причине тоже избегал непосредственного соседства.
Неожиданно дверь в класс распахнулась, вошёл директор школы, Эдуард Николаевич Погребной. Все встали.
Директор махнул рукой, разрешая сесть. Был он видным мужчиной лет пятидесяти, с седыми висками и сытым лицом. Носил, как ему казалось, хорошие дорогие костюмы и модельную стрижку.
В открытую дверь вслед за ним вкатился на специальном электрическом кресле замеченный накануне на пляже инвалид. Только вид у него на этот раз был куда более благопристойный. Джинсы скрывали неподвижные искусственные ноги, обутые в кроссовки и упирающиеся в подножку кресла. Из правого рукава клетчатой рубашки также высовывалась затянутая в чёрную кожу рука-протез.
Инвалид умело управлял сложным механизмом кресла левой здоровой рукой. На голове его красовалась всё та же кепка, которую он, очевидно, никогда не снимал, лицо по-прежнему закрывали затемнённые солнечные очки.
Класс замер, все развлечения мгновенно оказались забыты. Да и в самом деле, что могло быть интересней, чем этот загадочный однорукий парень, восседавший на супернавороченном кресле, подобное которому они видели разве что в американском кино.
Всё в этом кресле было сделано основательно, сразу видно – фирменно. Толстые шины на колёсах, блестящие, отливающие сталью спицы, трубчатые диагональные перекладины с каждой стороны кресла, широкие подлокотники с массой таинственных кнопок.