—Я должен извиниться за это?
— Нет, я вовсе не имею ничего против. Кэти безумно скучала по тебе, Алекс.
— Я тоже скучал по ней. Когда я читал ей сегодня вечером... это было что-то волшебное.
— У тебя отлично, получается подражать голосам персонажей, — улыбнулась она. — Спасибо, что почитал ей.
— Очень приятно слышать.
Я подразумевал каждое слово.
Между нами снова воцарилась тишина, но я потянулся, чтобы положить ее руку к себе на колено, переплетая наши пальцы.
Доун подавила в себе зевоту, и я поймал себя на мысли, что уже поздно.
— Прости, — сказала она устало. — Сегодня был очень сложный день, и к тому же я плохо спала прошлой ночью. Хотя есть еще так много вещей, о которых я хотела бы тебя расспросить, — она улыбнулась, — тем более сейчас, когда ты действительно со мной разговариваешь.
— Для этого у нас есть завтра, — сказал я, лелея надежду, что это правда.
— Да, а еще завтра праздник, и к тому же у меня выходной, и еще...
— Что еще?
— Я хотела предложить тебе остаться на ночь.
На ее щеках выступил румянец, но она не отвела взгляда, а пристально смотрела мне в глаза. Мне это в ней очень нравилось.
Остаться мне хотелось больше всего на свете. Именно так, черт возьми! Но на этот раз я хотел построить что-то прочное и постоянное, то, что невозможно разрушить из-за какого-то недоразумения. Мы оба многое пережили, но я передал право решать Доун.
— Только если ты действительно этого хочешь. На этот раз я не хочу ошибаться. Мне так хотелось бы ответить тебе «да», но... как же Кэти?
— Кэти будет рада твоему присутствию, — с улыбкой ответила Доун. — Я, конечно, не могу гарантировать, что она не ляпнет что-нибудь ужасно неловкое, потому что в этом моя дочь, кажется профи, но она точно будет счастлива. Она без ума от тебя, Алекс.
— Без ума от меня, значит? — Усмехнулся я.
— Ты сам все прекрасно знаешь! — Заявила Доун, смеясь. — Только не особо-то обольщайся по этому поводу.
— Думаю, я должен этим воспользоваться.
— Что это значит? — Она застенчиво улыбнулась. — Ты останешься?
— Полагаю, что теперь твоей проблемой станет избавиться от меня, — как можно серьезнее ответил я.
Я усадил Доун к себе на колени и поцеловал так, как хотел этого еще до того, как на меня обрушилась вереница ее вопросов. Я неистово жаждал прикоснуться к ней, и только тогда, когда мои руки заскользили по ее телу, напряжение в моей груди ослабло.
Дыхание Доун участилось, когда она оказалась на мне, а затем ее рука смело легла на ширинку моих джинсов. Я застонал ей в шею, не в силах сдерживаться, когда ее прикосновение стало настойчивее.
— Полагаю, нам лучше подняться наверх, — выдохнула она, и дрожь в ее голосе свидетельствовала о том, что ее желание настолько же велико, как и мое.
Поскольку теперь мне был дан зеленый свет, она оказалась у меня на руках, и я нес ее вверх по лестнице, заявляя свои права на нее, желая получить свое.
Она подавила в себе смешок, уткнувшись губами в мою шею, что заставило меня практически взлететь на верхнюю ступеньку.
— Налево, — прошептала Доун.
Я толкнул дверь в ее спальню носком ботинка, абсолютно не думая о том, что на мне рабочая обувь с металлическими вставками, поэтому звук эхом разнесся по коридору, заставляя нас обоих замереть.
В комнате Кэти все было тихо, и я вздохнул с облегчением.
Мне не подвернулось возможности проверить, насколько комната Доун похожа на комнату ее дочери, так как она заперла за нами дверь, даже не включая свет. Вожделение, похоть и страсть, которые по остроте были сравнимы только с болью, градом обрушились на меня, как только мы рухнули на кровать и покатились по простыням.
Ее руки с остервенением стянули с меня ремень и с яростным рвением дернули молнию вниз, высвобождая мой член.
Я зарычал и задрал ее юбку, срывая трусики. Газа Доун горели, и я поцеловал ее снова, позволяя нашим губам, зубам и языкам схлестнуться.
Мое тело сводило от усилий сохранить хоть толику контроля над собой.
— Не стоит, — прошептала она, прижимая палец к моим губам. — Не сдерживай себя. Люби меня так, как ты того хочешь.
Каждое прикосновение было сильнейшим напоминанием о том, что я все еще живу. Что мне удалось преодолеть все то дерьмо: боль, душераздирающую тревогу и уничижающее следование по наклонной.
Можно потерять все и всех, но теряя самого себя, вы обречены. И каким-то чудом Доун удалось вырвать меня из этого тумана забытья и отчаяния.
Я набросился на нее, и она застонала, впиваясь зубами мне в шею.
Мы оба быстро кончили. Когда мое тело содрогнулось, и я выругался, она вскрикнула, и ее ноги сжались вокруг меня.
Обливаясь потом, причитая и смеясь, мы рухнули на спину. Я повернул голову, чтобы посмотреть на нее, желая запечатлеть в памяти столь идеальный момент, когда рот Доун растянулся в блаженной улыбке, глаза были закрыты, а грудь тяжело вздымалась. Что-то одновременно забытое, но в тоже время неведанное пробудилось во мне — потребность защищать, заботиться и любить.
Одиночество отступило, и я задумался о том, как старому, усталому и больному псу удалось свести нас вместе.
Спасибо тебе, Стэн.
Мир заиграл другими красками, свежими и новыми, а любовь витала совсем рядом.
Я давал себе отчет, что лучше не заводить разговор об этом, когда мы оба задыхаемся после секса, точнее после занятия любовью. И пока мы приходили в себя, я прокручивал эти слова в голове, надеясь, что очень скоро преграда между моими чувствами и словами исчезнет навсегда.
Доун открыла глаза, и я заметил, как они сощурились, когда ее улыбка стала еще шире.
— Как это произошло... Бог мой, Алекс! Что это было? Я еще никогда...
Я засмеялся в ответ, потому что тоже был в смятении.
— Это был лишь разогрев, — ответил я, притягивая ее за подол блузки. — Мы должны перейти к следующей фазе незамедлительно.
Мне было неловко, что я накинулся на нее и трахал, пока не достиг оргазма, даже не позволив нам раздеться. Доун явно заслуживала большего.
В первый раз все вышло так скомкано и поспешно, потому что я боялся, что мое сознание сыграет со мной злую шутку, что мое неверие в реальность происходящего пересилит меня.
Теперь же, освободившись, получив разрешение вновь окунуться в этом мир, я желал сделать все вкрадчиво. Мне хотелось, чтобы Доун лежала обнаженной на простынях, позволяя мне осыпать поцелуями ее теплую кожу, исследовать ее тело, заново влюбиться в ее красоту. Я жаждал ощутить ее вкус, заставить ее кончить от моего языка и заключать в свои объятия снова и снова. Хотел, чтобы каждый последующий день был таким, как сегодня.
Доун
Я проснулась от пронзительно визга мотоцикла, пронесшегося мимо дома на бешеной скорости, и увидела перед собой Алекса, который все еще спал, повернувшись лицом ко мне и прижимая к груди подушку.
Мы проспали довольно долго. То и дело просыпаясь, чтобы заняться любовью снова и снова. Воспоминания заставляли меня улыбнуться. Минувший день выдался до краев наполненным радостями и потрясениями, шквалом эмоций и вереницей слов.
Вчера я проснулась не в настроении, потому что на День Благодарения Кэти уехала к Мэтью, а я была вынуждена отправиться на работу, никак не ожидая, что мне предстоит экстренная операция в связи с острой непроходимостью кишечника у семилетнего жеребца паломино. К счастью, все прошло успешно.
Вдогонку, это тревожное сообщение от Эшли о том, что Кэти взволнована тем, что ее отец куда-то запропастился, и из всех людей на помощь ей пришел именно Алекс!
Не передать словами, как я была благодарна, когда услышала в трубке его ровный, успокаивающий голос. Но я определенно не чувствовала себя спокойной, когда наконец дозвонилась до Мэтью. Мне хотелось его убить — это самое точное из ощущений. Ему больше не видать моей дочери, и об этом позаботятся мои адвокаты. У меня были сомнения, что тот будет сильно против. Порой создавалось впечатление, что он не отказывается от встреч с Кэти, только чтобы иметь хоть какое-то на меня влияние. Но мы тут еще посмотрим, кто кого.