К ней подошел лотошник, предлагая на выбор всевозможные сладости. Уговорил-таки купить у него леденец в форме зайца.
Она заметила, что воздух стал невыносимо душным, как перед грозой, притом, что небо было без единого облачка.
Прошлась мимо лавок с расписными самоварами, турецкими тканями и лисьими мехами. Зачем-то свернула на птичий ряд. Почувствовала слабую боль за грудиной. Случайно уронила в дорожную пыль леденец.
Боль неуклюже обняла ее сердце, сжала будто бы медвежьими лапами. Царапнула, кольнула игриво когтями и тут же с остервенением порвала в клочья.
- Ваня, Ванечка, - прошептала она едва различимо и умерла. Упала нелепо. Лицом в корзину с куриными яйцами. Распугала продажных кур, позабавила бездушных зевак, обескуражила скоморохов. Взбесила невероятно толстую торговку. Та стала крыть ее лютой бранью, требуя немедленного возмещения порчи.
В лицо покойницу никто не признал, и уже через час она лежала на столе в мертвецкой здешней больницы, где практиковал вскрытия молодой фельдшер Митрофан Самохвалов.
Теребя костлявыми пальцами глиняную куклу, графиня Ольга Мурмурцева радовалась, как в те далекие времена, когда она была еще совсем маленькой глупой девочкой. Шелест инородных мыслей забавлял ее, и, казалось, немного усмирял мигрень.
Мурмурцева щедро заплатила Кузьмичу за бесенка, к тому же велела прислуге налить ему чарку домашней перцовки. Слегка захмелев, он решил поднять градус веселья до бесконтрольных высот.
Кузьмич заглянул в ближайший трактир с перекошенной вывеской над входом: «ТРАКТИРЪ НА ПОСОШОКЪ» и сразу пожалел о том, что заманчивую краткость пути предпочел знакомому кутежу подобных питейных заведений в центре города. Но в центр ехать упорно не хотелось, а здесь - ни веселья не наблюдалось, ни громких пьяных споров.
Угрюмые завсегдатаи, которых можно было сосчитать по пальцам, недоверчиво поглядывали на чужака исподлобья. Гнетущая атмосфера быстро отрезвляла, и отчего-то Кузьмичу вдруг почудилось, что забрел он в логово к вурдалакам, которые только и ждут того, чтобы сорвать с себя человеческие лица и наброситься на него всей сворой.
Он сел за стол, прочел беззвучно верную молитву, опрокинул чарку «казенки». Тепло пробралось к желудку, бредовые мысли развеялись. Кузьмич прошелся беглым взглядом по завсегдатаям. «Люди как люди, - заключил он, прожевывая хрустящий соленый огурец, - хмурые только излишне и трезвые до неприличия».
Еще пара чарок «казенки» и градус веселья уверенно пополз вверх. Спустя четверть часа, прихватив с собой ополовиненную бутылку, Кузьмич подсел к двум рыжебородым мужикам. Предложил с ним выпить. Рыжебородые согласились. Завязался простецкий разговор. Как выяснилось, вчера вечером у входа в трактир зверски убили какого-то моряка, а началась драка в этих стенах, вот, собственно, из-за чего сегодня здесь так тихо и немноголюдно.
Кузьмич распорядился, чтобы за упокой души убиенного моряка налили водки каждому из присутствующих. Сам взял еще бутылку. Накушался в хлам. Стал нести чушь о скором убийстве государя, и о неминуемом крушении империи. Захмелевшим мужикам не понравились его сомнительные пророчества. В итоге старого пропойцу пинками под зад вытолкали на улицу.
В беспамятстве он все же сумел найти свою телегу и, не пойми как, управляя лошадью, помчался домой. Проехав десяток верст, вдруг вспомнил о попутчице, которую должен был подобрать у ярмарочного балагана.
- А ну, стой, окаянная! – крикнул он лошади, струной натягивая вожжи.
Лошадь потащила телегу влево, колесом на придорожный камень. Кузьмича опасно тряхнуло. Он выронил вожжи из рук. Выругался матом, потянулся было за ними но, потеряв равновесие, свалился на землю. Тихо хрустнул берцовой костью и, гулко ухая в бороду, покатился в овраг.
* * *
- Как вышло, Марфа, что ты оказалась здесь? Я не верю в совпадения, но верю в знаки. Уж не знак ли это того, что скоро свадьбу играть нам на небесах? – Митрофан улыбнулся и сразу же потускнел. - Хворь коварная донимает меня, а лекарство от нее – яд. Но не о хвори вовсе хотел я сказать, а о том, как скучал по тебе все эти годы. Скучал и теплил надежду, что однажды снова смогу прикоснуться к твоей бархатной коже, обнять, прижаться всем телом и забыться в изгибах твоих прекрасных форм. Десять лет прошло, но ты совсем не изменилась. Все такая же… все такая… ах, мне не подобрать слова!