Собрался он быстро и тихо. Ручную кладь брать не стал – оставил графине на память. Взамен себе взял ее вещицу – глиняного бесенка. Положил куклу в карман щегольских брюк. Стараясь не скрипеть ступенями, спустился со второго этажа. Беззвучно вышел из графского дома. Крадучись мимо домика прислуги, пробрался на задний двор. Там, ловко воспользовавшись нагромождением заготовленных на зиму дров, перелез через забор и был таков.
Безлюдные малознакомые улочки добротно освещала полная луна. Настороженные сторожевые псы совсем не вовремя затеяли перекличку. Скворецкий ускорил шаг. Сентябрьская ночь выдалась холодной, и он основательно продрог. Нужно было найти пристанище всего на несколько часов - до рассвета. И где-то здесь неподалеку, он помнил, находился трактир, который, возможно, все еще был открыт.
Скворецкий думал о жене. Перед его взором то и дело появлялся призрачный образ Натальи, сплетенный из нитей лунного света. Смеясь, Наталья в коротеньком ситцевом сарафане бежала впереди него и, грациозно оборачиваясь, звала за собой. Кружила в незамысловатом танце, а затем радостно разбивалась о стену одного из домов, чтобы, спустя единицу времени, снова повторить тот же трюк.
К жене своей Петр Авдеевич давно остыл, но хранил ей верность и долг супружеский исполнял исправно. Сорвался в блуд он после смерти сына. Винил себя за то, что не пошел тогда с ним на охоту, а остался с женой в постели.
Особо разборчивым в блуде не был. Искал утешения в лонах нищих девственниц и состоятельных старух. Наталья догадывалась, конечно, о похождениях мужа на стороне, но все ему прощала.
Скворецкий не притронулся к ней со дня смерти Ванечки. Но, узнай он сам об измене жены – без раздумий убил бы и ее, и того негодяя, который на нее полез, будь тот кем угодно, пусть даже берендеем.
«А здесь куда идти? – Петр Авдеевич растерялся. – Прямо или налево свернуть?»
Лучистый образ молодой как в былые времена жены снова возник перед ним. Едва касаясь босыми ногами брусчатки, Наталья манила-звала за собой. Скворецкий повернул вслед за ней на другую улочку. Там, игриво смеясь, Наталья пустилась от него наутек, а он бросился за ней вдогонку, понимая, что глупо это и бесполезно.
Погоня длилась всего несколько секунд. Наталья дразнила своего преследователя, то замедляя, то ускоряя темп. Когда же Скворецкий вот-вот готов был ее настигнуть, она рванула от него резко вверх и в сторону, ударилась в перекошенную вывеску «ТРАКТИРЪ НА ПОСОШОКЪ» и рассыпалась множеством мгновенно исчезающих осколков лунного света.
Скворецкий остановился, восстанавливая дыхание (не мальчик ведь уже сломя голову бегать) и тихо радуясь тому, что нашел-таки этот трактир. Он захаживал сюда пару-тройку раз, казалось, давным-давно, когда Ванечка еще был жив.
Трактир занимал весь первый этаж старого двухэтажного дома, стоявшего у перекрестка двух улиц. Кому он принадлежал, Скворецкий понятия не имел. Впрочем, ему было все равно.
Отдышавшись, он потянул за бронзовую массивную ручку в форме медвежьей лапы. Невольно скрипнув, дверь приоткрылась. Из проема выплеснул мерцающий свет и звук, который ему сразу не понравился.
Это был храп.
Петр Авдеевич внезапно поймал себя на совершенно абсурдной мысли о том, что он в бреду стоит сейчас у двери в спальную комнату Мурмурцевой, а его ночной побег есть не что иное, как многочисленные подъемы и спуски по лестнице графского особняка. Виной этому помутнению, безусловно, является дьявольская кукла, которую он, уходя, опрометчиво положил в карман брюк. Если избавиться от куклы - чары рассеются и тогда…
- Ну, уж нет, - Скворецкий раздраженно махнул рукой, словно прогоняя назойливых мух, открыл дверь и вошел в трактир. Пятью шагами преодолев узкий тамбур, он оказался в просторном зале, где сразу стало ясно, кто является источником храпа.
Посреди зала стояли два прямоугольных стола с круглыми резными ножками. Стояли несколько поодаль друг от друга. На них дряблыми животами вверх распластались рыжебородые мужики, схожие между собой, как близнецы-братья. Оба в изношенных, грязных и рваных штанах да таких же убогих сандалиях.
Уродливо коверкая тишину, рыжебородые неосознанно пытались превозмочь один другого в храпе. Звуки, которые иногда издавала во сне Мурмурцева, в сравнении с этим чудовищным безобразием представлялись Петру Авдеевичу робкой игрой на свирели.