После вторых родов что-то необратимо нарушилось в обмене веществ и Марфу раздуло, словно мыльный пузырь. Сие физиологическое недоразумение она восприняла как должное, охотно продолжая налегать на сладости. Тихон ничуть не охладел к растолстевшей до неузнаваемости жене. Теряясь в ее жировых складках, он покорял всё новые вершины несвойственной ему ранее темной животной страсти.
Диск луны немигающим глазом нагло таращился в окно. Марфа была рада тому, что она, наконец, оказалась дома, где помылась из ковша, а затем позволила мужу вскарабкаться на нее да раскачать как следует.
Последние несколько дней они с Тихоном торговали в близлежащем городке на ярмарке. Ночевали в кибитке, из соломы соорудив ложе. Торговля выдалась ладной. Распродали всех кур и уйму яиц, за исключением тех, что разбились по нелепой случайности.
«Это ж надо было так изловчиться в последние секунды жизни! - засыпая, Марфа отчего-то вспомнила женщину, которая сегодня днем, умирая у нее на глазах, упала и разбила дюжину яиц, лежавших в открытой корзине. - Ну да Бог ей судья».
Последующие мысли, убаюкивая Марфу, разлетелись пестрыми бабочками над лугами ее бытия. Мысли о том, что этот год, хоть и тринадцатый по календарю, но вполне благоприятный и что жизнь ее в принципе удалась. О том, что будущее должно сложиться непременно наилучшим образом. И все будет хорошо. Все красиво.
Конец