— Автоматика, наверное, только у профессионалов.
— Я более ста тысяч наездила. Должна и у меня выработаться.
— Ты спать не хочешь?
— Нет, привыкла. Когда дежурила, привыкла не спать.
— А мой как приходит домой, так ложится.
— Всегда?
— Ну, не всегда. Читает тоже. Работа тяжелая. И у меня тяжелая — я до него и не доберусь.
— А ты не злись.
— Разве я, Лариса, злюсь?! Но что-то мне ведь нужно от него? Вроде его и нет у меня.
— Не поняла. Ты что, оправдываешься?
— Объясняю.
— Понятно.
— Что тебе понятно?
— Что ты не предаешь его, но что делать! Они засмеялись.
— Фильм мне дают. Самостоятельно делать буду.
— Про что?
— Еще сценарий не выбрала. Пока только «добро» дали.
— А когда?
— Читать буду. Закончим только эту нашу эпопею.
— Тамара, ты не знаешь, где сапоги можно достать? Мои уже рвутся.
— Это надо подумать.
Подъехали к очереди. Тотчас подошел юноша-таксист, помощник Валерия.
— Можно посидеть у вас, отдохнуть, погреться? Хотя и тепло, а все же холодно.
— Садитесь. Все в порядке здесь?
— Пока да. Говорят, ночью задние попытаются передних вытолкнуть.
— Да разве это серьезно?!
— Право слово.
— Это же глупо. Идиотство!
— Ну и что? Повеселимся. А может, им повезет?!
— А как же быть?
— Решили: мужикам не уходить. Жены чтоб не подменяли сегодня. Если вдруг что — по свистку сразу всем бежать к очереди.
— Простите, как вас зовут?
— Кирилл.
— Есть не хотите, Кирилл?
— Нет, спасибо. Я сейчас съел булку с пивом.
— С пивом? Зря.
— Почему зря?
— Если что случится, у вас, как пишут в больнице в историях болезни, «запах алкоголя».
— Да-а. Это я напрасно.
— Ну, я думаю, ничего не случится. Вон и милиция здесь постоянно.
— Случится. Машины-то нужны.
Наличие милиции Кирилл проигнорировал, и как будто в ответ, как будто получив телепатический приказ, милицейская машина включила фары дальнего света. Раздалось громкое покашливание в микрофон. Или в машине что-то увидели, или и впрямь получили телепатическое Кириллово сомнение в их возможностях.
— Вот видите, Кирилл? А вы спать не хотите? Посидите здесь, погрейтесь, а мы походим, посмотрим.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОТ АВТОРА
Валерий Семенович делал обход своего хозяйства почти в темноте. Полная темнота еще не наступила, однако все уже достаточно обесцветилось, посерело.
Зачем он делал эти обходы? То ли приятно чувствовать себя начальником, то ли просто для общения, то ли действительно нужно ему всех знать в лицо? Впрочем, категория «нужно» в этой его деятельности была весьма сомнительна, во всяком случае, относительна: очередь выстроилась, создалась, или, как любят говорить сейчас, состоялась, проверки проходили и могут проходить и без его команды. Правда, нет ни у кого полной уверенности, что все потечет как предполагается, как ими запланировано: официального сообщения о записи все еще не было. А если и будет запись, то нельзя исключить, что она пройдет в другом месте.
Так или иначе, раз очередь есть, людей собралось много, должен быть порядок, должно быть лицо, этот порядок осуществляющее и олицетворяющее. Он представлял стихийно возникшее общество.
Валерий ходит вдоль своей сотни и непосредственно, вроде бы изнутри, осуществляет наблюдение и руководство.
Лариса и Станислав бьются дома, отдавая руководство друг другу. Они не хотят лидерства. Валерий взял эту миссию на себя сам, по собственной воле и даже с удовольствием.
Некоторые делают это из любви к власти, хоть вот к такусенькой и временной. Другие, казалось бы, бескорыстно сублимируют свою ущербность. Иные надеются обрести в этом выгоду.
Как часто люди, следящие за порядком в очереди, оказываются одними из немногих, которым очередь эта принесла удачу! Следить за порядком, создавать порядок, не пускать без очереди бывает порой выгодным.
Я пишу книгу о Ларисе Борисовне, о ее работе, о ее жизни дома, о ее судьбе эмансипированной женщины… Я хотел написать такую книгу. Но не оказалось ничего, что бы охраняло порядок и стройность моих размышлений, выстраивающихся слов, фраз. И опять я ловлю себя на том, что ухожу в сторону от якобы главной идеи, понудившей меня сесть за стол. И Лариса у меня «удрала» из больницы, и встретилась она с людьми не своего круга, и занимается не своим делом, и летает не на своей высоте и по чужим маршрутам. У птиц генетически запрограммированы, до рождения предопределены сезонные перелетные маршруты. Лариса у меня почему-то отказалась от моих предопределений. Она пошла другим путем, и изменить его я уже не волен. Она тоже.
Я опять не хозяин даже своих желаний. Я опять пишу о своих внутренних заботах, которые лишь сейчас начинают смутно вырисовываться из мерцающих, воображаемых картин в физически реальные миражи. Да, пока еще миражи. Книги все-таки помогают выкопать в себе самом истинные твои заботы и беспокойства. А вдруг найду в себе что-нибудь дурное, а вдруг захочу и сумею изгнать из себя? Захочу ли? В конце концов, если в книгах есть что-то полезное, так это гипотетическая возможность улучшить автора. Особенно если сделаешь ее достоянием других глаз, других умов. Тогда слово написанное обязывает. Может, конечно, и так. А может?.. Может, и нет. Во всяком случае, дает возможность.
Не всегда, правда.
А остальным книга лишь сообщает какую-то информацию. Иногда… Иногда она это делает красиво, легко, приятно и заставляет задуматься; а бывает, нудно, бездумно, тяжело лишь сообщает о разных поворотах судеб, перипетиях отношений, конфликтов и совсем не заставляет задумываться.
Наверное, книга главным образом важна для автора. Вот и Достоевский говорил, что писание дневников, книг помогает выделываться в гражданина. Кому помогает, а…
Лариса, Станислав, Валерий, Кирилл, Тамара — все это я; возможно, и нелепые их действия, и лепые, и неожиданные для меня заставляют выискивать в их курбетах мои недуги и ущербность.
Но ведь надо для этого в душах героев копаться — в их словах, высказанных мыслях, в делах и замыслах.
Вот Валерий принял на себя миссию ответственности. Для чего? Взял ли? Ответственность ли это? И миссию ли взял? А я? Заведую отделением хирургии. Тоже, что-ли, взял миссию? Для чего? Что жду? Чего хочу? Чем рискую и на что надеюсь?
Станислав пьет. Болеет ли он? Просто ли бражник, гедонист, жаждущий только радостей и не желающий брать на себя лишней ответственности, радующийся женской эмансипации? Проходит ли даром такое отталкивание, отвиливание? По-мужски ли это? Кто его знает. О ком я пишу? О чем?
Лариса, обремененная заботами, которые подарены женщине двадцатым веком. Может, действительно ей лучше царствовать лишь дома? Не тяжел ли груз: власть в хирургии, в доме, в обществе? А дома неохота, что ли? Или все не так?
Да при чем тут я?!
Вот и надо подумать. Что ж, пойдем дальше.
Из группы оживленно галдящих и жестикулирующих мужчин навстречу Валерию вдруг вышел какой-то очкарик.
— Валерка! Привет!
— Борис! Здорово! Ты тоже здесь? Где?
Борис оказался в другой сотне, отчего Валерию Семеновичу все же стало легче.
Вместе с Борисом он работал несколько лет назад. Как-то, отдыхая на юге, Валерий встретился с его женой. Начался легкий разговорный флирт. Инна (так ее звали), пожалуй, слишком активно отдалась их словесному блуду, да и Валя (так она его звала) в разговорах, в шутках и даже в действиях несколько вышел за рамки своих представлений о порядочности во взаимоотношениях с женами приятелей. Какие у Инны были воззрения на эти проблемы, неизвестно, но она готова была перейти границу, за которой отношения Бориса и Валерия могли бы серьезно осложниться. В осторожных, ветвистых словесных периодах он объяснил ей свою точку зрения. Все это, конечно, было оскорбительно, что и проявилось как на лице Инны, так и в ее реакции, поведении: сначала растерянность, потом ожесточение.
К концу отдыха Инна смотрела на все вокруг и на Валерия тоже тяжелым, злым взглядом.