— Боюсь, это невозможно.
— Да, я понимаю. — Он подумал о своей бедной девочке, оказавшейся, как и он, на мели, зависящей в будущем исключительно от его средств. Потом он нехотя оставил эти мысли. В конце концов, ее положение было не более рискованным, чем его собственное. — Просто мне хотелось бы улучшить ее жизнь, прежде чем я умру. Я все время только тем и занимался, что пытался облегчить кому-то жизнь. Только у меня это выходило плохо.
— Ну, ну, Юлиус.
— Если бы мы остались в Германии, я пошел бы учиться, приобрел профессию, стал джентльменом, как мой отец когда-то. Я своих квартировладельцев воспринимаю как гонителей и обездоливателей: тень прошлого, надо думать. И все же эта страна была ко мне добра. Единственное, что я все равно не чувствую себя здесь как дома. Именно поэтому я сейчас так переживаю: маленькая проблема постоянного адреса кажется непомерно сложной. В моем возрасте вообще не может быть ничего постоянного. И конечно, я буду очень вам признателен, если вы для меня все это сделаете. Я буду счастлив оставить все в ваших руках. Если, конечно, вы не слишком заняты.
— Я выясню, что тут можно сделать. Не удивляйтесь, если не получите от меня скорых известий. У меня сейчас свои заботы появились. — Лицо его приняло выражение полуиспуганное, полуудовлетворенное. — На самом деле у меня две проблемы. Первая — Элен хочет, чтобы мы поженились. Вторая — я встречаюсь с другой.
— О господи. — Его восклицание прозвучало так прочувствованно, что пришлось добавить: — А разве нельзя остаться с обеими?
— Увы, нет. Обе очень хорошо подкованы по части обязательств, как они это называют.
— Звучит слишком уж по-адвокатски.
— А я хочу немного свободы. — Саймондса прорвало. — Я думал, что мы с Элен понимаем друг друга…
— Вы уверены, что хотите свободы? Свобода — палка о двух концах. Без обязательств человек часто делает меньше, а не больше.
— У меня есть обязательства, — возразил Саймондс. — Я профессионал в своем деле.
— Я бы на вашем месте женился. Когда есть к кому возвращаться по вечерам, это важно.
— Как раз о моих вечерах неплохо позаботились. Думаю, это я могу сказать, не опасаясь впасть в противоречие.
Герца встревожил боевой тон этой последней реплики.
— Вы влюблены, разумеется. Любовь и свобода несовместимы, хотя кажется, что свобода маячит за каждым новым всплеском чувства. Это иллюзия, Бернард, — я имею в виду свободу. Нет такой вещи. Теоретически я свободен. И однако, если я изменю имя, перееду в другую страну — а я могу сделать то и другое, — я не стану от этого свободным, хоть сколько-нибудь свободнее, чем теперь. Вы, с другой стороны, свободны жениться, как и всегда были. Вот только выбор у человека есть не всегда. А свобода, в конце концов, заключается в наличии выбора. Я вижу, вас расстраивает ваша влюбленность, но ведь так всегда бывает. Иногда эмоции, которые приходят с новым человеком, так оживляют. И так запутывают. Собственные привязанности постепенно выходят на первый план. Ваша новая подруга действительно вас любит?
— Я думаю, да.
— А по-моему, больше ценится преданность. Она намного важнее верности. В смысле, супружеской верности. Наверное, вы должны быть преданы Элен?
— Она мне не облегчает положения.
— А почему она должна? Женщины обычно больше стремятся к постоянству, чем мужчины. Об этом написаны тома книг; в Америке на этом вырастили целую промышленность. Я подобрал на днях чью-то газету и прочел там статью на эту тему. С продолжением. — (На самом деле он просто-таки проглотил эту статью, пока не было никого, кто бы его увидел, и почти уже решил купить следующий номер, но появление в саду детей привело его в чувство.) — Видимо, будет самая настоящая несовместимость. Еще кофе? — Он задумался, как бы так потактичнее вернуться к обсуждению своих собственных дел. Он понимал, что его слова обидели Саймондса. — Нет, нет, позвольте мне. Я настаиваю, — сказал он, когда принесли счет.
Саймондс посидел, нахохлившись, потом встряхнулся.
— Я с вами свяжусь, — пообещал он. — Просто потерпите немного. Мой вам совет, возьмите отпуск. — Это ему говорили все. — Или покажитесь врачу. Приведите себя в боевую форму. Вы знаете, вы очень исхудали.
— Это все грипп. Я совершенно в порядке, правда. — Но он знал, что это не так. Он часто начинал задыхаться в эти дни, поэтому и проводил время в таких спокойных занятиях. В пустом саду, одетом туманом, никто не мог увидеть, что он кладет руку на сердце, слушая, как учащенно и иногда неровно оно бьется. Он это приписывал своему недавнему волнению, которое приняло облик физического недомогания, словно для того, чтобы и дальше его терзать. Даже сейчас он торопился домой, на случай, если его возрастающая тревога станет проявляться во внешних признаках. Он спокойно заплатил по счету, добавил, как обычно, крупные чаевые, и теперь надеялся побыстрее найти такси.