Юра только пожал плечами:
– Кино то тут при чём?
– Э-эх, кино имеет огромное влияние на общество. Особенно сейчас – это практически тяжёлая артиллерия пропаганды. У нас к сожалению осталось всего одно свободное помещение на втором этаже, поэтому придётся работать там.
– Секретный отдел организовывать надо?
– Нет, не придётся, – я махнул рукой, – пошли за мной, кое-что покажу…
Кинозал в НИИ был организован за стенкой от кинолаборатории. А кинолаборатория…
Сразу трёх весьма степенных товарищей ввёл за собой Юра, которого я попросил встретить их и привезти сюда. Товарищи были весьма серьёзными деятелями искусств. Я ещё жаловался, что живя в СССР, из известных людей никого даже не видел. Ну… Неудивительно, реальная жизнь от страницы в учебнике истории отличается сильно – улицы не переполнены знаменитыми людьми, а я вращался среди обычных. Может для кого-то Иоффе это знаменитость, но…
А, ладно. Привёз Юра сразу тяжёлую артиллерию – товарища Эйзенштейна, товарища Юдина и товарища Пырьева. Это были уже очень немолодые товарищи, каждый из которых привык командовать у себя на площадке, к тому же имеющие опыт успешного кино. Меня они застали за весьма странным занятием – я сидел на столе, сложив ноги под себя, и смотрел через проектор, фильм «Гражданин Кейн». Так что когда дверь открылась, я уже посмотрел половину – устал я ждать своих гостей, которые запаздывали. Проектор, к слову, был закреплён под потолком и поэтому до него точно не дотянуться.
Юра сделал страшные глаза, когда заметил, чем я занимаюсь. Я поставил кино на паузу и встал со стола, отряхнувшись:
– Добрый день, товарищи.
– Добрый, – первым поздоровался на правах самого авторитетного, товарищ Эйзенштейн.
Лицо у него конечно… Лоб просто эпический. Снявший не менее успешные фильмы товарищ Пырьев спросил:
– С кем имеем честь?
– Филипп Филиппович Киврин, – представился я, стараясь держать себя по возможности раскованно, – Давайте присядем и поговорим о кино.
– Нас сюда настойчиво попросил приехать товарищ Берия, – сказал с подозрением в голосе Эйзенштейн, – У вас к нам какое-то дело?
– Безусловно, товарищ Берия оказал мне неоценимую услугу посредника, поскольку с вами хотел встретиться я. Да вы садитесь, в ногах правды нет.
Однако, моих гостей явно сильно занимало различное киносъёмочное оборудование, которое здесь было.
– Хорошо, – Эйзенштейн первым занял место, сев на диван и вытянув ноги, показав всем чистые подошвы новеньких ботинок, остальные последовали примеру советского киногуру.
Я сел на обычное кресло на колёсиках, оттолкнувшись ногами и прокатившись мимо стола и заняв удобное место, притормозил.
– Смотрели «Гражданин Кейн»?
– Пока не сподобились, – сказал Эйзенштейн, за ним то же самое повторил Пырьев:
– Не завозили.
– Это жаль. Ничего, у меня есть копия, как вы можете видеть. Замечательное кино, особенно для меня. Чем-то я себе начинаю напоминать Кейна, – вздохнул я, – так и помру.
– Мне не совсем понятно, кто вы и какое место занимаете, – подсказал тему для разговора Эйзенштейн.
– Это совсем просто. Я бизнесмен. Инвестор. У меня есть заводик, ферма, и кое-какой торговлей промышляю. Но это имеет второстепенное значение. Я ещё и немалый кинолюбитель. Имею такую слабость. Случилось так, что мне захотелось снять собственный фильм, деньги для этого у меня имеются.
– Кино – это очень недёшево, одна плёнка только, – цыкнул товарищ Пырьев, – вы что же, хотите снять частное кино?
– А почему бы и нет? – пожал я плечами, – снимем. Правда, показ в СССР всё равно находится в ведении советского руководства, но если кино будет иметь коммерческий успех за рубежом – мы можем получить деньги. Как вы, наверное, знаете, в советском союзе официально ввели в обращение драгметаллы в виде валюты. И разрешили коммерческие предприятия разного спектра – в том числе, я полагаю, коммерческие театры и киностудии. В конце концов, есть такой вариант развития событий, что можно создать успешную коммерческую киностудию, которая зарабатывает больше, чем тратит, и обеспечивает безбедную жизнь своим сотрудникам. Советское кино на мировой арене не слишком котируется, прежде всего из-за отсутствия коммерческого начала в нашем кинематографе. Его занимает политически-идеологическое внутрисоветское, а такое кино за границей совершенно не в тему. Разве что так, ради общего интересу посмотреть, как живут в этой закрытой стране люди.
– И вы решили, что можете создать коммерческую киностудию? – удивился Пырьев, – однако!
– Почему бы и нет. Если надо – то попрошу товарищей прописать в законах отдельно про деятельность коммерческих культурных учреждений. Дело весьма выгодное для вас – я могу предложить вам финансирование. У меня несколько нестандартный взгляд на кино, если вам вдруг будет это интересно.
– Почему же, нам очень интересно, по крайней мере, мне, – сказал Юдин.
– Что ж, тогда разверну подробнее, – я закинул ногу за ногу, – я полагаю, что кино это, прежде всего, зрелище. Успех фильма требует крайне высоких затрат, не только игры актёров, но и технического оснащения – в съёмках следует постоянно пытаться найти что-то новое, вкладывать в него лучшие из имеющихся технологий. Будучи умным человеком, передать в кино умную мысль для таких же умных людей – много ума не надо. Это просто и понятно, но снять фильм для большинства, не гениальный и непонятый, как метрополис товарища… – я попытался вспомнить, – забыл его фамилию, в общем, как метрополис – сил много, а в итоге никто так и не понял, что хотел режиссёр. Снять фильм, который был бы не просто глубокомысленным, а такой, который можно пересматривать раз за разом, и никогда не надоедает – вот в этом, как я считаю, заключена мера качества. Я склоняюсь к тому, что хорошее кино это не просто отрывок сюжета, сыгранный актёрами, и показанный на большом экране. В кино не бывает мелочей в принципе – нет малозначимых деталей. Более того, шедевр получится или посредственность – зависит в основном от тех самых деталей, если они хорошо проработаны, очень хорошо проработаны, то зритель несомненно погрузится в кино. До сих пор эталоном фильма для меня является «Унесённые ветром» – вот где постарались от души. Над всем – технологиями, приёмами, сюжетом, игрой, над монтажом, чередованием динамики и так далее… Ничего постарались не упустить.
Кхекнул Пырьев:
– Оно то конечно интересно, но вы знаете, тут всё больше зависит от имеющихся средств. Можно, пожалуй, и снять что-то действительно интересное, но сколько при этом уйдёт у нас сил…
– Считайте, что деньги есть и они неограниченны – деньги в драгметаллах, вы можете заказывать и покупать что захотите. Вот моё предложение, товарищи режиссёры – работать в коммерческом кинопредприятии. Если у нас не получится – то вы ничего не потеряете. Чтобы работать, придётся ориентироваться не на советского зрителя, а на заграничного, условно – на европейца и американца. К сожалению, я понимаю, что будучи советскими людьми, вы вряд ли сумеете задеть жизненный опыт иностранца, который скорее просто не поймёт. Своеобразный языковой барьер. И тем не менее, у вас есть возможность сделать подобное.
– И каким же образом?
– Технологии. Спецэффекты. Простой сюжет. Хорошая игра актёров. Качественный звук. Новые приёмы съёмок. Поймите, мне нужна не глубокомысленная картина. И не легкомысленная – скорее хорошо поставленное шоу, качественное зрелище, которое можно смотреть и наслаждаться просто красотой визуальной картины. А всё остальное – сюжет, игра актёров – это тоже хорошо и интересно. Но это идёт в комплекте.
– У нас разное мнение о кинемактографе, – строго сказал Эйзенштейн.
– Ничего необычного. Я хочу начать снимать кино нового поколения. И готов вкладывать в это деньги и силы, чтобы создать русский Голливуд, и мне нужны режиссёры, продюсеры, техническая дирекция. Прежде всего нужны люди, готовые взять на себя поиск таких людей, организацию съёмок.