Нельзя здесь кстати не упомянуть о замечательно молодецких действиях санитаров, которые в этот день наглядно показали, что те, которым приходится действовать не в окопах, теряют способность тщательно прятаться и кланяться. В то время, когда осыпаемые пулями солдаты, остававшиеся в крайних траншеях, прижимались поплотнее к скату насыпи, от времени до времени, кивая головами, санитары выглядывали через верх вала, как из окна, и только следили за падающими ранеными, не видя пуль, глухо вбивающихся в насыпь… «Братцы, офицер упал; бери носилки», раздается голос одного из наблюдавших — и четыре носильщика быстро исчезают за насыпью; через минуту приносят поднятого с поля, приводя раненым одного из своих, или оставив убитого товарища на поле до ночи.
Во время этого боя стоявшим у последнего заворота траншеи приходилось наблюдать утешительное явление или, вернее, счастливую пробу, насколько солдат наш, без понуканья начальства, которого там не было, способен относиться к своим служебным обязанностям и насколько может он в опасные минуты управлять своей волей по собственной инициативе. Кроме представленных примеров действий санитаров, то же настроение высказали и солдаты, наряженные для носки патронов. Останавливаясь в конце траншеи, в последнем закрытом пункте, они сбрасывали с плеч тяжелые ящики; при этом кратком отдыхе им отчетливо видны были поразительные результаты меткой стрельбы текинцев; в их распоряжении было одно — досидеть до темного вечера, но сознание, что в патронах нуждаются, для них было силою,[37] заставлявшей опять взваливать ящики на плечи и выходить в открытое поле, отдавая себя почти на верную жертву; нельзя было не любоваться этим не для реляции подготовляемым подвигом безвестных героев, которые, видя, как треть из отправлявшихся уже лежит на земле, повторяли тот же маневр и проходили, осыпаемые пулями, с тем же для нас грустным результатом.
Итак, предприятие текинцев 28-го декабря вызвало потерю ближайших к крепости укреплений раньше положенного срока. В ста шагах от стен крепости воздвиглась наша укрепленная позиция, названная великокняжескою. Охотничья кала с своею угловою башнею, выдвинутая вперед, прикрывала Великокняжескую калу, а с Туркестанскою, откинутою немного вправо и назад, она обстреливала весь промежуток перекрестным огнем.
Вслед за занятием позиции пехотою, в тот же вечер, в калы передвинулись на вооружение Великокняжеской два горных орудия под начальством поручика Тамкеева и две картечницы — мичмана Голикова; в Туркестанскую введено было два горных орудия — штабс-капитана Грека.
Рано в этот день затихли текинцы, а с сумерками прекратился даже признак их пребывания за стенами, несмотря на то, что они не, могли не видеть при луне темные линии людей, расставленных открыто для рытья траншей к Великокняжеской кале. В это время в занятых калах дружно работали лопаты новых квартирантов: заваливались лишние выходы и проломы, тонкие и осыпанные места стен исправлялись приводкой земли и закладкой мешков с землею, а также вновь проделывались бойницы и амбразуры.
Ночью Великокняжескую калу успели соединить узкою длинною траншеей с правофланговыми, а на левом фланге устроена батарея на три мортиры.
Веселое, яркое солнце, и прелестное чистое небо опять начали день 30-го декабря, с рассветом открывшаяся орудийная пальба по крепости особенно отчетливо отдавалась в лагерях. Пальба, однако, не была горяча; меткость стрелков и близость расстояния вызвали выстрелы только по верной цели.
Часам к трем по отряду разнесся слух, что во внутренних рвах западной стены крепости замечен сбор текинцев в значительных массах. Ожидание возможности вторичного нападения было совершенно естественно: в один вечер 28-го декабря мы выучились [38] с осторожностью относиться к силе противника. Со стороны начальства принимались меры для прикрытия нашего расположения со всех сторон; но вследствие малочисленности отряда имелось много ахиллесовых пят: быстро двигая вперед земляные работы, тыльные траншеи оставались незанятыми, мортирная батарея № 5-го, недавно еще передовая, охранялась в это время только взводом и была одним из тыльных пунктов траншейного расположения; редуты же № 1-го и № 2-го изображали уже отдельные укрепления, как бы для прикрытия пространства между Правофланговою калою и лагерем; поэтому, если бы удар повторили на правые оконечности траншей, то для действия во фланг по вылазке и для противодействия прорыву между лагерем и траншейными работами в пустой редут были назначены дивизион тверцов с их командиром майором Матерно и взвод 4-й легкой батареи 19-й бригады с подпоручиком Воиновым. Когда же стемнело, полковник Эристов, которому поручался этот отряд, занял указанный № 2-го редут, тыл же левофланговых траншей обеспечивался Ставропольским редутом. Восемь ночей подряд проработавшая в траншеях рота Закаспийского местного батальона и два горных орудия составляли в это время их гарнизон: правее этого редута была батарея, вооруженная двумя 4-хфунтовыми медными орудиями подвижной № 3-го батареи, под прикрытием другой роты того же батальона: еще правее и позади начинался лагерь. Передний фас его представлял почти сплошную тридцати-орудийную батарею, прикрытую насыпью, а из пехоты, которой прикрывались и которою производились все траншейные работы, для прикрытия лагеря оставалось немного: 12-я рота Ставропольского полка стояла по линии фронта на левом фланге лагеря, 10-я левее ее, огибая фланг; к левому же флангу этой последней примыкал правый фланг 4-го батальона Апшеронского полка, который, продолжал огибав ее фланга, частью составлял продолжение линии западного фаса лагеря.