В это же время все передовые части войск, конно-горный взвод и успевшие уже сесть на коней дивизион тверских драгун кинулись в пески для преследования ушедших текинцев. Если бы кто нибудь захотел представить себе картину, как смерть, аллегорически изображаемая с косою, применяет свое оружие на манер косаря, то ничего лучше не могло осуществить эту воображаемую сцену, как производивееся тогда преследование. Поражение противника ужасом было достигнуто вполне: шашки, пули и картечь, обходили только женщин и детей, без жалости устилали путь трупами и испещряли пески кровавыми лужами Ужас текинцев выражался своеобразно и почетно в смысле военном: отступление их не было бегством под влиянием паники, а представляло разбросанную силу, вытесненную другою и потерявшую способность ко всякой активной обороне: часть текинцев на ходу [78] покорно принимали смерть, не выпуская оружия, а многие, дождавшись преследователей, поворачивались лицом к смерти и кидались в одиночный бой; без стона падали они и без признаков отчаяния отдавались страшной участи.
Во время преследования противника крепостные стены продолжали заниматься вашими войсками и даже были втянуты на артиллерийский обвал несколько орудий 4-й легкой батареи 20-й артиллерийской бригады, которые потом на лошадях передвинулись к кургану, занятому горными орудиями. [79]
VIII
Сцены в крепости по удаление противника. — Появление текинок и детей их из-под земли. — Торговля захваченным имуществом. — Возвращение частей, преследовавших неприятеля. — Генерал Скобелев благодарит войска. — Занятий крепости на ночь. — Несколько слов о настроении, в каком войска провели вечер. — Блистательная роль офицеров в бою и о понесенной ими значительной потере. — О честном исполнении текинцев обязанности защитников края. — 13-е января. — Оживленная картина сменяет мертвый вид на траншее. — Парад. — Несколько слов о генерале Скобелеве.
По удалении войск для преследования, сцены борьбы и смерти сменились картинами несравненно более миролюбивого характера: дозволение, данное войскам забирать все оставленное текинцами, заманило массу охотников; по всей площади укрепления густо заставленной кибитками, бистро шныряли солдаты целыми партиями, и по разным направлениям мирно двигались одиночные люди, навьюченные коврами и разными пригодными вещами; вереницы женщин и детей, буквально появлявшихся из-под земли, пестрели и разных местах своими цветными лохмотьями и, проходя мимо солдат, сквозь слезы произносили: «аман!.. аман!» — Им указывали пункт сбора, и они, трепеща за свою участь, отправлялись к группам женщин, охраняемым солдатами.
Обстреливая блиндированные ямы, наши стали вытаскивать оттуда все, что попадалось под руку, и в скором времени обширная внутренность крепости запестрела грудами хлопка, не оцепленного еще от плода, ненужною оборванною одеждою, шубами кошмами, одеялами всех цветов и другою разнородною рухлядью; лужи крови и трупы словно исчезли среди этих разноцветных ворохов. В скором времени некоторые женщины, по преимуществу пожилые, тоже присоединились к нашим солдатам; подхватывая и на свою долю одеяло, полушубок или коврик. Как-то скоро поняли они что им не угрожает смерть и что [80] насилие над женщинами у нас считается преступлением. Вежливое и даже предупредительное отношение офицеров, уморительно острые, но не оскорблявшая их шуточки солдат, приставленных для их охраны, быстро рассеивали их опасения.
Между тем горячая торговля закипала в разных местах: офицеры представляли собою центры, куда стаскивались все раздобытые вещи; сначала они были единственными покупателями. Главные предметы торговли составляли ковры, серебряные убранства для лошадей и к женским костюмам, парадные мужские и женские халаты, шелковые матери туземного производства, ковровый попоны, чапраки (суконная, ковровая, меховая подстилка под конское седло, сверх потника. Прим. OCR), седла и т. п. Все это, конечно, продавалось очень дешево, но, не смотря на дешевизну, не было солдата, который бы в час не выручал около двадцати пяти рублей.
Приближался вечерь. В укреплении показались драгуны, возвратившиеся из преследования; перевязанные головы и руки некоторых из них показывали, как умирали отступавшие; появился наконец и генерал Скобелев; его искренняя благодарность войскам так и высказывала желание обнять каждого. «Вы, братцы, сделали сегодня славное, большие дело», говорил он, и верилось как самой истине: в его речах было столько радостной признательности, что не могла проскользнуть ни одна фальшивая, казенная нотка. «Рады стараться! отвечали ему солдаты, не выводя свой ответ из узкой рамки, установленной как единственное средство, дающее возможность говорить с массой, но в голосе и в глазах солдат выражалось воодушевление и готовность так же честно встретить все, что будет предстоять в неизвестном будущем, хотя бы занять другую такую же крепость.