Спускались непродолжительные, южные сумерки. Крепость начала пустеть: офицеры, сгоняя солдат в лагерь, понемногу стали удаляться за своими продавцами. Часть пехоты с полубатарееи 3-й батареи 19-й артиллерийской бригады остались для охраны внутренности крепости; вершина же кургана была занята, кроме пехоты, еще двумя взводами 6-й горний батареи 21-й артиллерийской бригады, под начальством штабс-капитана Федорова и подпоручика Познанского; на ней же установлены были и два орудия, бывшие в руках текинцев. Сыграли зорю. Стемнело, и внутри стен Денгли-тепе, обставленных нашими часовыми, смолкло все, только за крепостью, в десятитысячной толпе женщин и детей, собранной в одно место, слышался детский плачь и [81] причитания взрослы, а изо рва за стеной близ обвала доносились тихие стоны: то был перевязочный пункт; фонари освещали окровавленных страдальцев, среди которых был медик Юльский от начала штурма работал, не вставая с колен.
Еще много текинцев, притаившихся и не отысканных днем, не шевелясь, с понятным нетерпением ждали конца дня, — и вот наступила желанная, безлунная, хотя безоблачная ночь и началась последняя игра на жизнь и смерть: немногим счастливцам удалось проскользнуть через стену в пески.
Как проведен был вечер рассказывать нечего; все были в праздничном настроении. Это чувство солдаты определяют выражением: «точно из бани вышел, хорошо попарившись»; суровые сцены недавнего боя возбуждать такое настроение не могли, так как сами обыкновенно смягчаются в воображении участников, пирующих в кругу товарищей и находящихся в настроении обнять всякого. Вид бегущего противника, за минуту перед тем вырывавшего из рядов героев дня, рыцарская гордость победителя при очевидном доказательстве, что не удалось противнику устрашить его, вид многочисленных жертв неприятеля, удовлетворяющей за те жертвы, которыми оплачивалось усилие одолеть его, сознание, что победой этой возбуждена общая радость соотечественников, основанная на ожидании скорого удачного исхода войны, все это сливалось в одно впечатление — торжествующую гордость победителя, которую он испытывает под финальным громом орудийных выстрелов.
Проиграли текинцы свое дело… многочисленность не выручила их! Но в этом бою имя храбрых, имя героев заслужено павшими для всего своего племени; тяжелой жертвой покупалось нами все, что для них было дорого. Невиданный ими ад от артиллерийского огня и взрыв, заставил отважных защитников дрогнуть перед такими ужасами и значительную часть их оставить крепость ранее штурма, только и выручили нас из большой опасности. Неизвестно, то ли бы произошло, еслиб тысяч пятнадцать ушедших до боя остались в крепости и кинулись на помощь оборонявшим южный угол, которому угрожало всего около трех тысяч штыков а в рукопашном бою число войск играет огромную роль, и оно было не на нашей стороне. К счастью, половина оставшихся оказалась под силу нашей горсти героев, и текинцы, после упорного боя, сдали Денгли-тепе.[82]
Об отнятых у них трофеях говорить не буду, не до обороны их было текинцам: гибель массы их, около 8,000, очевидно оканчивала войну; для чего им было брать с собою наши орудия, к чему было тащить свое медное орудие, приспособленное к толстому бревну, служившему лафетом, укрепленным на сально погнутой оси, и брать с собою фальконеты, прикрепленные к деревянным рамам.
Число погибших текинцев трудно определить. Жандармский офицер, наблюдавший за закрытием трупов, насчитывал в одной крепости более 8,000, а сами текинцы насчитывают погибших товарищей за все время осады до 14,000 человек.
Еще не все проснулись 13-го января, как в отдалении, в стороне крепости, послышались залпы… «Это что такое?» вырывался у каждого невольный вопрос; затем, многие из недоумевавших, подумавши, произносили: «Ах, да, не все счеты сведены с текинцами.»