Во втором сборнике Клемана, «Сто новых песен»[120], нет следа прежних фольклорно-сказочных мотивов, нет сентиментально-созерцательной наивности ранних его песен, весь сборник — сплошь суровая публицистическая лирика, и весь он проникнут кипуче-страстным призывом к свержению Третьей республики.
Поэт бдительно разоблачает попытки президента республики Феликса Фора, министра Мелина и всего их окружения плести монархические заговоры («В Елисейском дворце», «Мелинит», «Политиканы», «Сомкнем ряды»), правителей Третьей республики он бичует не только как таенных роялистов и иезуитов, но и как верных слуг капитала, старающихся с помощью церкви окончательно кабалить народные массы, если уж невозможно их гильотинировать и расстрелять. Он неустанно разоблачает преступных биржевых аферистов, разврат, тунеядство и отвратительное лицемерие угнетателей народа («Плати, бедняк», «Поезда для рабочих», «Жандармы», «Как вело в Париже!», «Их меню», «Лицемеры», «Артон в тюрьме»).
В этом сборнике Клеман окончательно переходит к изображению городских рабочих, которые становятся основными и главными его персонажами. «Самая демократическая буржуазная республика, — писал В. И. Ленин, — не была никогда и не могла быть ничем иным, как машиной для подавления трудящихся капиталом, как орудием политической власти капитала, диктатурой буржуазии»[121]. Клеман мог бы подписаться под этими словами. Варьируя одну из постоянных тем Потье в песне «В природе места нет нужде», поэт восхищается могуществом человека, смело покоряющего природу, глубочайшие ее недра и в то же время лишенного благ изобильной природы и изнемогающего по воле властвующих капиталистов:
И снова проходит перед читателем вереница образов рабочих, надорванных непосильным трудом, теряющих силы, бодрость, калечимых машинами для того, чтобы наживались фабриканты. Проходят образы тощих бедняг-безработных, убитых мыслью о голодной семье, тщетно ожидающей их заработка («Хлеба не хватает», «Безработица», «У дверей бедняков» и др.). Проходят длинной чередой подавленные и отчаявшиеся бедняги, с безнадежной тоской, с готовностью умереть или покончить с собой («Пришла зима», «Хромой старик», «Самоубийцы»). Проходит множество женских образов, когда-то румяных, цветущих девушек, а ныне изнуренных работой за грошовую плату, обсчитываемых при этом, боящихся иметь лишнего ребенка («Бедняжка», «Устала жить», «Неделя работницы», «Довольно с нас детей»). Нередки и образы детей-бедняжек, в башмачок которых уже не положат к празднику подарка; а другие из них столько уже хлебнули горя, что ничего не ждут, кроме смерти-избавительницы («Сочельник», «Что ты тут делаешь, малыш?»).
При виде всех этих нескончаемых, повсеместных, беспросветных примеров народного горя, так ярко, с такой сердечной мукой обрисовываемых поэтом, он порою и сам подавлен отчаянием. Песня «Новый год пролетариев» построена на ряде монологов бедняг тружеников и тружениц; на долю каждого и каждой из них выпало получить под Новый год «подарок» в виде увольнения с работы. Их речи, полные горя и безнадежности, завершаются поистине криком отчаяния самого Клемана: