С тех пор под ударом оказались уже не только молодые люди, ряды протестующих ширятся, и неудивительно, что новым общественным настроениям более созвучной оказалась не карнавальность Парижского Мая и, в целом, эпохи «детей цветов», а скорее жёсткость и политическая прямота порядком подзабытого Бертольда Брехта. И разве не по-брехтовски звучала уже одна из самых популярных речёвок бунтующих лицеистов 2006 года: «Мы не мясо для хозяев». Здесь не поддающаяся буквальному переводу игра слов: «chair a canons» — «chair a patrons» («пушечное мясо» — «хозяйское мясо»). Смысл, однако, ясен, как ясно и то, что такой лозунг мог бы звучать и в 20-е — 30-е годы прошлого века, а то и раньше. Шесть лет спустя это стало ещё более очевидным, что очень проницательно подметил Лука Ронкони, режиссёр миланского «Пикколо театро», недавно совместно с российским Малым театром поставивший брехтовскую «Святую Иоанну скотобоен», отвечая на вопрос о наличии в спектакле «аллюзий на современный кризис». Спектакль, по его словам, конечно, не должен быть «суррогатом газеты». Но «злободневные намёки на кризис настолько очевидны в самом тексте, что дополнительных подчёркиваний не нужно. Благодаря пьесе мы понимаем, насколько он старый, этот кризис. Он был актуальным уже 60 лет назад и ранее» («Независимая газета», 1 марта 2012).
Вот этой-то актуальности не смогло ни уловить, ни тем более выразить движение «белой ленточки». Стороннему наблюдателю, предположим, вообще ничего не знающему о терзающих Россию бедах, даже могло бы показаться, что дело происходит в социально благополучной стране, никак не затронутой так изменившим Европу кризисом. Но мы-то, здесь живущие, знаем истинное положение дел. Так почему же, словно по умолчанию, тема эта почти исчезла с митингующих улиц и площадей? О причинах, вероятно, будут ещё много говорить, но одна из них уже сегодня бросается в глаза. И это, по моему глубокому убеждению, — нескрываемое стремление «белоленточников» обособиться от массы, барахтающейся в каких-то там житейских невзгодах.
Стремление это уже на старте движения было подчёркнуто настойчивым указыванием на особый не только социальный, но и материальный статус «болотников», которым они будто бы обязаны исключительно собственным заслугам — высокому уровню образованности, творческим способностям и энергии и т. д и т. п. Я вовсе не хочу сказать, что все участники многотысячных демонстраций обладали таким материальным статусом, но такой оказалась их доминирующая идеология, чему имеется множество свидетельств.
Из статьи А. Самариной «70 % митингующих — либералы по убеждениям»: «Это элита общества по образованию и роду занятий, — сказал Владимир Рыжков. — Это люди, которые определяют будущее страны. И очень приятно, что 70 % — граждане демократических, либеральных взглядов».
…Борис Немцов рассказал, что… на проспекте Сахарова выделялись две группы: «Одна состояла из активистов широкого спектра — от правых и националистов до либералов и демократов…» — процентов до 10. «Остальные 90 тысяч — просто обманутые, неравнодушные граждане, относящиеся к среднему классу. Это не были обездоленные, безработные, гастарбайтеры, нищие… это были белые воротнички, менеджеры, интернет-активисты, деятели литературы и искусства. Это была креативная Москва. Вполне образованная и интеллигентная» («Независимая газета». 27.12.2011. — Курсив мой. — К. М.)
Из статьи Игната Калинина «Кто протестует в Москве»: «…Результаты опроса (проведенного Левада-центром) подтверждают, что на улицы выходит образованный, креативный класс столицы… У 70 % есть хотя бы одно высшее образование, 89 % процентов пришедших зарабатывают себе на достойную жизнь…» («Московский комсомолец», 28 декабря 2011 год). Последнее особенно впечатляет: сказано так, как если бы уже само по себе наличие высшего образования являлось в нашей стране гарантией получения заработка, способного обеспечить «достойную жизнь»! Хотя, несомненно, даже иные иностранцы, которым это интересно и для которых не составляет никакого труда ознакомиться в интернете с данными Росстата и открытой печати, знают, как мало соотносится одно с другим в нынешней России. А ещё лучше знают об этом многие и многие отечественные обладатели высшего образования, чьих заработков едва хватает, чтобы не очутиться за чертой бедности. Зачем же было так настойчиво подчёркивать то, что имеет очень мало общего с действительностью, если не затем, чтобы ещё и ещё раз переживать сладостное ощущение своей элитарности, обособленности от погружённых в социальное убожество масс «обездоленных и нищих»?