Какие же соображения заставили автора «Обзора…» предпринять новую попытку общего, но более детального, по сравнению с курсом 1909 г., изложения истории русской колонизации? Прежде всего отсутствие в русской исторической литературе научного труда, в котором бы сводились воедино все частные исследования по рассматриваемой проблеме. Первый опыт в этом направлении, предпринятый в конце XIX в. П. Н. Милюковым, давал лишь схему хода русской колонизации, но не живую ее картину. В частности, не разъяснялся такой важный, по мнению Любавского, вопрос: «Какие причины заставляли русский народ, обладавший просторной сравнительно со своей численностью территорией, занимать все новые и новые места, расширяя эту территорию, раскидываясь на ней редкими и большей частью малолюдными поселками?»[454] Для того чтобы дать ответ, требовались конкретно-исторические детали, «известные подробности» (по выражению Любавского) о природных свойствах и ресурсах «как заселенных, так и заселявшихся русским народом земель, о хозяйственном быте колонизаторов, о прежнем населении колонизируемых земель, его быте и отношениях с соседями»[455]. Следовательно, уже в определении круга задач работы чувствуется смещение интересов ученого в сторону исторической географии народного хозяйства.
По-видимому, в конце 1920-х гг. Любавский пришел к осознанию определенной ограниченности прежнего подхода к проблеме колонизации, слабо увязанного с социальными отношениями в государстве.
Эти новые акценты, а также и то, что большая часть работы была опубликована, повлияли на ее архитектонику. Разные периоды истории русской колонизации освещены в «Обзоре.» неравномерно. Отчасти это было обусловлено состоянием источниковой базы исследования. Наиболее подробно автор останавливался на тех моментах, которые лучше всего были изучены в исторической литературе или являлись характерными и типичными для русского колонизационного процесса. При изучении географической номенклатуры Любавский уделял внимание преимущественно тем древнейшим русским селениям заселяемых территорий, которые были «первыми вехами, намечавшими пути к дальнейшему заселению этих территорий»[456].
Окончательный вариант этого фундаментального труда состоит из 22 глав и резюме. К исследованию прилагались 5 карт, о которых Матвей Кузьмич сообщал в апреле 1936 г. в письме Н. М. Лукину. Использование самого разнообразного и широкого круга исследований по истории колонизации отдельных земель, антропологии, этнографии, археологии, географии и геологии России, привлечение огромного массива источников из серийных русских публикаций XVIII начала XX в., мастерская интерпретация данных географической номенклатуры все это позволило историку охватить в работе огромные территории нашей страны: Европейский Центр, Беларусь, Украину, Прибалтику, Северный Кавказ, Урал, Сибирь, Дальний Восток, Среднюю Азию.
Особый интерес представляют новые главы работы М. К. Любавского, которых не было ни в курсах 1909 и 1922 гг., ни в 1-й и 2-й части его «Образования и заселения основной государственной территории» (главы I, IX, XIV–XVIII, XX–XXII). Имеет смысл остановиться на них подробнее, выделяя при этом круг основных вопросов, поднятых историком.
В главе I «Древнейшие обитатели Восточной Европы», посвященной истории Северного Причерноморья, начиная с эпохи скифов и до времени господства готов в южно-русских степях сообщаются сведения о населении лесных пространств Восточной Европы славянах, литовцах, финнах, местах их расселения. Дается критика теорий И. Е. Забелина, Д. Я. Самоквасова о скифах якобы праславянах. На основании рассмотренного материала делается вывод о том, что «до конца IV века славян не было в южных степных областях Восточной Европы», а ко времени Геродота «Скифия» явилась уже чисто географическим термином, ее территория была населена в сущности разными народами[457].