В партизанстве.
Марек вышел к перекрестку, и здесь уже стало людно, все-таки центральная улица, артерия города, фасад.
С лотка на углу продавали семечки. Молодой чубастый парень, сидя на раскладном стульчике, ворошил и тасовал газетные кульки с ловкостью 'наперсточника', одновременно пробуя свой товар. Шлепалась в угол лотка увлажненная слюной шелуха.
Марек подошел ближе.
- Сколько?
- А четвертачок - кулек. Турист, что ли?
Глаза у парня были шальные, веселые.
- Приезжий, - сказал Марек.
- Что-то приезжих развелось. Что ни приезжий, то в форме. В каждой подворотне. Или ты из соседней демократической республики?
- Нет, - качнул головой Марек, щупая остатки мелочи.
- А то я думал, на нашу сладкую жизнь потянуло.
- Я как раз посмотреть, сладкая ли она, жизнь-то.
Продавец прищурился.
- Ну, знаешь, сосем-посасываем. Сладости. У нас сладости тоже, знаешь, все приезжие раздают. Мы их факингами зовем за склонность к популярному выражению.
Марек выковырял монетку в пятьдесят центов. Все, опустел наличными.
- Возьмете?
Парень хмыкнул.
- Никак евросоюзовская?
- Пятьдесят центов. Как раз на кулек по курсу.
- А хрен с тобой, - улыбнулся парень, подставляя ладонь, - ребенку подарю.
Семечки были на удивление горячие, словно только что жареные. Марек опустил кулек в карман плаща, и он сел, как влитой. Вот что, граждане, правый карман плаща от Армани идеально подходит для семечек, завернутых в мятую газету. Провидец Армани, просто провидец. Знал, предполагал, верил.
Щелкая семечки, соленые, крупные, Марек дошел по улице Ленина до площади. А второй карман, граждане, для шелухи. Ах, Армани!
Дома сверкали витринами. 'Гуччи'. 'Монсанто'. 'Гиннесс'. 'Медиа Маркт'. 'Макдональдс'. У вынесенных столиков последнего толпились миротворцы. Манекены из 'Topshop' по соседству смотрели на них с презрительной завистью.
У бетонного блока со шлагбаумом стоял на выезд 'хаммер', возможно, один из тех, что с ветерком летел на включенный 'зеленый' ранним утром.
Прийятного апьетита!
Марек сунул европаспорт в окошко, улыбнулся в матовое стекло, подождал.
- Проходите.
Шлагбаум поднялся.
Черт знает почему, но здание бывшего горисполкома показалось ему чуть ли не родным. Все же он жутко привязан к своему прошлому. Вроде бы и не на что жаловаться, достаточно успешный журналист, поработавший в пяти изданиях, не на самом плохом счету, приличные гонорары, но в душе...
Марек остановился на широких ступенях.
Он понял вдруг, что в душе всегда желал вернуться. Сюда. Даже в разруху и в войну. Сюда. Что-то дергало и звало. Вроде бы вытравил, вывел, обжег, как пищевод спиртом, чтобы зарубцевалось, Меркенштадт, Кельн, Бонн, Рим.
А оно снова.
Пока Ленка была рядом, эта грусть, эта ностальгия, эта боль тихо скользили рядом, покусывали, но не рвали. Возможно, потому, что Ленка была частью развалившейся страны, говорила на русском, ругалась с турками русским матом, пела, пьяная, по-русски. 'Эх, полным-полна моя коробочка, есть и ситец, и парча...'
Но потом...
Нет, Бог с ней, с Ленкой, набравшись коктейлей, она всегда говорила ему, что бросит при первой же возможности. То ли в шутку, то ли нет. Зеленые кошачьи глаза смеялись, большой красный рот изгибался в улыбке.
Но оказалось - никаких шуток.
Вполне обычным днем его встретила пустая квартира, сиротливый чулок висел на дверце стенного шкафа, а на кухонном столе лежала записка с одним словом. 'Чао!'.
Он ушел в запой. Хорошо, в недолгий. Ощущение пустоты возникло в груди и сосало, сосало, требовало чем-то заполнить. В пьяные сны врывалось прошлое, отец, мать, брат, он вспомнил, что редко, совсем редко перезванивался с ними. Европа, дальний край, дорогая связь. Отец умер без него.
Это, конечно, был добивающий удар, случайно, обиняками проскочившая новость, у матери всегда все было хорошо, а у Марека не было возможности вырваться, потому что его отправили на остров Кос, где был организован крупнейший в средиземноморском регионе лагерь мигрантов, а затем в Турцию, запомнившуюся ему лишь толпами орущей молодежи на центральных улицах Стамбула.
В опасную Россию перестали выдавать визы, и только когда она полопалась по областям на новые республики, он смог у 'European Daily Report' буквально зубами выгрызть командировку. И чем ближе подкатывал поезд, чем больше становилось бросающейся в глаза неухоженности, природного и человеческого хаоса, тем меньше ныло в груди. Точнее, ныть стало по-другому. Радостно...
- Извините, вы стоите или идете? - спросили вдруг его, задев локоть.
Марек обернулся.
Невзрачный, в обтрепанных брюках и растянутом светло-сером свитере пожилой мужчина, морщинистый, седоватый, с бумажкой в руке смотрел на него, сердито сдвинув брови.
- Иду.
- Тогда не стойте, - сказал мужчина, подхватывая его и увлекая к дверям.
- Извините, задумался, - сказал Марек.
- Это достойно всяческой похвалы, но, боюсь, не перед зданием комендатуры. Такого здесь не любят.
- По-моему, я ничего предосудительного...
- Вы шли-шли и внезапно задумались. Это выглядит очень подозрительно, особенно в камеры наружного наблюдения. А вдруг вы о чем-то нехорошем задумались? Вдруг вы злоумышляете?
Собеседник толкнул дубовую створку. Несколько секунд они переуступали друг другу право первого шага.
- Ну да, - усмехнулся Марек, - о чем еще можно думать перед зданием, в котором располагаются органы государственной власти?
- Именно.
Навстречу им выступили охранники.
- Сумку, пожалуйста.
Марек поставил сумку на короткую ленту конвейера и повернулся, расставив руки.
- Пожалуйста.
Ручной металлодетектор порхнул серой лопаткой. Справа, слева.
- Проходите.
Охранник махнул за спину, и Марек через арку прошел к выползшей на прорезиненную подставку сумке. Параллельно ему, через вторую арку, пропустили мужчину в свитере. Сзади, поддаваясь новыму посетителю, скрипела дверь.
Марек уже хотел идти на второй этаж, как от стола с мониторами, стоящего у стены, встал молодой человек и позвал его к себе:
- Господин Канин.
Короткая стрижка. Мужественная ямочка на подбородке. Темные брюки. Светлая рубашка с коротким рукавом. Пистолет в кобуре под мышкой. На бейджике нагрудного кармашка значилось: 'Джозеф Лепнефф, агент'.
- Да.
Марек шагнул, поддергивая ремень сумки.
- Можно еще раз ваши документы? - попросил молодой человек, протягивая ладонь. - Все, что есть.
- Что-то не так?
Марек достал из бумажника европаспорт, кредитку, журналистское удостоверение и страховой полис. Ответом ему была дежурная улыбка.
- Обычная выборочная проверка.
Получив документы, молодой человек вернулся за стол, пристально всматриваясь в фотографии и чипы на пластиковых карточках. Потом он развернул монитор, чтобы Марек не смог в него заглянуть, и что-то быстро набрал на клавиатуре.
- Как долго вы находитесь в республике, господин Канин? - спросил он, отклонившись на спинку стула и заложив руки за голову.
- Только сегодня приехал.
- Вас зафиксировали в неблагонадежном районе.
Расслабленная поза агента провоцировала: беги, я не успею схватиться за пистолет! Еще не поздно! Смотри, я ни в чем тебя не подозреваю.
- Я там вырос, - сказал Марек, подавляя дрожь в ногах.
- Угум. Выросли...
Молодой человек снова склонился к монитору. На гладкий лоб его брызнул голубой отсвет с экрана.
- Да, я вижу, - с непонятным сожалением сказал он, несколько раз нажимая одну клавишу, видимо, листая страницы. - Похоже, все в порядке.
- Я рад, - сказал Марек.
Агент кивнул и протянул документы.
- Возьмите. Только... - Он быстрым движением убрал их от готовых было сомкнуться пальцев. - Скажите мне... Один вопрос, последний. Почему вы остановились у здания?