- Как хотите, - сказал Марек.
Студент негромко перевел, Диверс заулыбался.
Удивительно белые зубы, правильный прикус. Не человек, а придаток к челюсти за несколько тысяч долларов.
Или, скорее, человек-оболочка.
Первые годы в Евросоюзе это лезло в глаза. Начальство, коллеги, те, с кем Мареку приходилось общаться или у кого он брал интервью, в подавляющем большинстве представали именно такими - бездушными, ходячими оболочками. Словно все живое, все человеческое в них то ли выскребли, как ненужную требуху, то ли спрятали глубоко за укоренившейся, проштампованной в мозгах моделью поведения.
Жертвы таксидермии.
Оболочка даже могла вести себя с тобой запанибратски, весело постукивать кулаком в плечо, подмигивать и предлагать после интервью выпить пива в баре или сходить на стриптиз, но искренности в этом было, как тепла - в куске льда.
Марек, конечно, прослыл в редакции странным чудиком, но понемногу вытравил из себя все, что делало его не похожим на среднего европейца, и сам влез в шкуру-оболочку. Полгода упорного труда - и он прекратил замечать пустоту в других.
Но, дьявол, почему он опять это ощущает?
Воздух, воздух! Марек опрокинул рюмку в рот и закусил крохотным кусочком хлеба с крохотным кусочком сыра.
Вот оно, чисто европейское гостеприимство. Даже, наверное, слишком расточительное. Сыр-то зачем? Одного хлеба достаточно. Хотя нет, я же прибыль могу принести, вдруг-да прорекламирую, подумал Марек, меня можно и побаловать слегка.
Чи-и-из!
- И куда ты, куда поперед батьки? - огорчился Чуйков, глядя на опустевшую рюмку. - Мы же не напиваемся, мы пьем, с тостами, с разговорами по душам. А ты так - чтобы лбом в стол и спать. Вот всему вас учить... Хотя в остальных вопросах мы, конечно, позади, но уж в вопросах застолья - извините!
Он мотнул головой.
Переводчик перевел. Диверс разразился радостным 'Yes! Yes!', и они с министром, чокнувшись, выпили.
Студент только пригубил.
Марек поплыл. Во рту появился жуткий привкус, отдающий перехваченной в кабинете Чуйкова колбасой. Пиво, коньяк, водка. И все натощак. Первый день, первые несколько часов на родине, а он уже замечательно набрался. Или это просто защитная реакция? От кого только и от чего? От действительности?
С рюмки я еще вполне, с двух - в печали, с трех - в говне, с четырех - полет нормальный, из смирительной - вовне.
- О, стихи! - проорал Чуйков.
В пальцах у Марека появилась полная рюмка, и он понял, что последние слова умудрился произнести вслух.
- Мне хватит, - заплетающимся языком сказал он.
Круглое, щекастое лицо министра интеграции и развития попало в фокус зрения, шлепнуло ртом:
- Это последняя, и ф-фсе!
Переводчик перевел. Диверс изобразил пьяное сожаление.
- Не-е-е.
Марек не согласился с необходимостью выпить, но рюмка уже прижалась к губам, водка плеснула, потекла, горло послушно сделало глоток.
- Наш человек!
Чуйков пропал, только голос его не переставал звучать: бу... бу-бу... бу-бу-бу! Марек улавливал интонации, но не понимал ни слова. Потом оказалось, что это говорил Диверс, а студент, путаясь, переводил, и два словесных потока схлестывались, отдавая в мозг пеной из приставок и окончаний.
- А ну-ка, ну-ка, журналист...
Повинуясь неведомой силе, Марек встал и пошел. В общем, как на сеансе у целителя. Ноги сами. Случилось чудо!
- Ауфвидерзеен! - сказал он Диверсу почему-то.
Волосатый студент перевел. Полиглот оказался. Или просто слышал где-то. Ох, может еще собственных Платонов и этих... быстрых...
Коридор окончился лестницей, Марека прижало к перилам и потащило вниз.
- Руки, господин журналист.
Министр интеграции и развития обнаружился слева, требовательно дернул за рукав плаща, перила пришлось отпустить. Марек пожаловался ему что весь, весь измазался, а плащ, извините, не абы что, а 'Армани'. Говорит что-либо господину министру слово 'Армани'? А как насчет семечек?
Внизу его, рассыпающего как жуков семена подсолнечника из кармана, подхватил шофер. Витя? Вова? Миша? Марек улыбнулся знакомому лицу.
- Здесь удивительно хорошо, - сказал он, перебирая ногами за водителем. - Воздух! Чувствуете, как пахнет?
У автомобиля ему сделалось полегче, вдох-выдох, сумка поймалась за ремень - кажется, не потерял.
- Анатолий Карлович...
- Да.
- А вы с кем интегрируетесь?
- Ты садись, - сказал Чуйков.
- Просто интересно.
Марек свалился на заднее сиденье, и небо сменилось бежевым потолком салона. Поймав за отворот плаща, его привели в вертикальное положение.
- Как вам завод?
- А-а, завод. Замечательно! - кивнул Марек. - Водка 'Соловушка'!
'Тойота', описав широкий круг, устремилась к выезду, и Марек едва не повалился снова. Сумка врезалась в бок.
- К миротворцам поедем? - обернулся Чуйков.
- Обязательно! Я же должен про них написать! К-какие они... к-какие они б-богатыри. С этими с-с-с... со сканерами.
Язык заплетался.
- Вова... э-э, Митя, открой-ка окошко журналисту.
Стекло задней дверцы со стороны водителя поползло вниз, и Марек, как жаждущий к колодцу, подтянул себя к тугому напору влажного воздуха. Сделалось удивительно хорошо, правда, от тряски стало слегка подташнивать.
- Ты не блевани здесь, журналист, - сказал Чуйков, словно уловив позывы Марекова желудка. - Машина государственная.
- Я понял, - выдавил Марек.
Несколько секунд министр изучал его лицо, потом скривился:
- Позеленел весь. Пить не умеешь, - он повернулся к водителю. - Давай по большому кругу, где асфальт новый, может, оклемается чутка. Еще и город посмотрит.
- Понял, - кивнул Митя.
Марек хватал воздух ртом.
И завод, и пустырь отвалились назад. На мгновение открылся изгиб реки, но тут же спрятался за березами да осинами, а дальше потянулась складская площадка, рыжая от песка и коры, полная штабелей из бревен. Потом замелькали домики окраины, одноэтажные, просевшие, с шиферными крышами, с огородами и теплицами на положенных сотках. За домиками вырос забор, высокий, из жестяных листов и бетонных столбов, с колючей проволокой поверху. Что хранилось внутри, понять было невозможно. Щит с пояснениями пропал с глаз слишком быстро. Тянулся забор чуть ли не с километр.
- А это что? - спросил Марек.
- Частная собственность, - сказал Чуйков. - Землю купила одна английская компания. Вроде бы под жилищное строительство.
- Насовсем?
- Ну, это было одним из условий нашего кредитования и вообще жизнеспособности республики. Демократические преобразования, демилитаризация, миротворцы и частная собственность на землю. И я скажу, это очень, очень правильно.
- Здесь раньше улица была, - выдохнул Марек. - Я помню. Улица Карла Маркса.
Министр интеграции и развития толкнул кулаком водителя в плечо.
- Слышишь? Помнит! Я уж и забыл, что было такое чудо. Года три назад всех переселили. Клоповник тот еще был.
- Куда переселили?
- Куда смогли. Кого в общежития, кого в теплоход 'Саратов', кого в бараки за Южной. Существует и программа, уже десять семей в новые квартиры переехали.
- Там был магазин 'Молоко', и по выходным в бочке квас продавали, - сказал Марек.
- Это когда было-то!
- Давно, в детстве.
Чуйков присвистнул.
- Мил человек, ты б еще до революции вспомнил!
- Все равно жалко.
- Ничего, - сказал министр, - сейчас новым кварталом проедем, тебе понравится. Свои гаражи, свой супермаркет, шопы, охрана из бывших спецназовцев. Я тебе скажу, многие из правительства присматриваются, не купить ли себе в нем апартаменты.
- Куда смотреть?
- Вправо.
Марек с готовностью повернул голову.
Новый квартал оказался похож на заставку фильмов студии 'Дисней'. Нагромождение башенок, шпили, зубцы, и все это - за крепостной стеной. Во всяком случае, было очень похоже. Флажка не хватало.