Квартал так и проплыл - сказочной марью, миражом, разноэтажными, тесно прилепившимися друг к другу зданиями, в слепящих бликах зеркальных окон и шишечках округло стриженных деревьев.
За бетонным желобом, похожим на замаскированный крепостной ров, потянулись обычные дома в два этажа, три подъезда, двенадцать квартир.
- Ну как? - спросил министр.
- Крепость на случай осады, - сказал Марек.
Чуйков кивнул.
- Там и бомбоубежище есть.
- От кого?
- От всех. От Москвы. Москва-то на любую самостоятельность косо смотрит. Весь север до Архангельска подмяла. Того и гляди на нас двинет. Если, конечно, с туляками и рязанцами договорится.
Марек выдернул из-под себя полу плаща и откинулся на спинку сиденья. 'Тойота' выехала на западную окраину города и покатила мимо пустых, разграниченных сеткой участков.
- Я думал, НАТО выступает гарантом...
- Выступает. Но это Москва, журналист, имперские замашки. Кто их поймет? Был же наверняка в Москве?
- Был.
- И я был. Там уже второй год - все! Восстать и сиять. Труп, не труп, вперед к былому величию. Молоко по талонам, но танки под Тверью, а на очереди Калуга и Брянск.
- В Брянске было тихо, - сказал Марек. - Я проезжал.
- Потому что - НАТО.
- Возможно.
- И у нас - НАТО.
- Но это ведь не на вечно.
Чуйков вздохнул, посмотрел в боковое зеркало.
- Да, обострение может быть. Москва считает наши территории оккупированными. Хотя, посуди, мы же живем бок о бок, получается, с оккупантами, но как-то еще и республику развиваем, и мир поддерживаем.
- Натовцы все равно - уроды, - буркнул водитель.
Он вывернул рулевое колесо, объезжая вставший у обочины мусоровоз.
- Митя, давно не увольняли? - спросил его Чуйков.
Митя усмехнулся.
- Я, Анатолий Карлович, за республику болею. И страну до распада помню.
Министр фыркнул.
- Митя, ты как в анекдоте про трусы и крестик. Тут, видишь ли, или республика, или страна в прежних границах.
- А если автономия?
Чуйков выразил свое отношение к автономии громким фырканьем.
- Пф-фы!
- Хорошо, - не сдался Митя, - а чем плоха Москва?
- С этим к нашему гостю, - сказал министр, - он, я думаю, тебе очень популярно все разъяснит.
- На самом деле, - сказал Марек, провожая взглядом картофельное поле, вдруг вынырнувшее слева и активно зеленеющее ботвой, - я вынужден сказать, что большинство материалов по России оставляют ощущение претенциозности. Мне кажется, коллеги по профессии нередко сгущали краски или весьма однобоко рассматривали происходящие в стране события. Тем не менее, никем не оспариваются ни авторитарный стиль правления во второй половине девяностых, ни ущемление прав граждан, ни отсутствие свобод самовыражения, ни преступления против народов Кавказа, крымских татар и малочисленных народов Севера и Дальнего Востока.
- Во! - поднял палец к потолку салона Чуйков.
- Когда в девяносто шестом к власти путем 'странных' выборов пришел Лебедь, последовало признание независимости Чечни и Татарстана, области из так называемого 'Красного пояса', поддерживающие лидера коммунистов Зюганова и тяготеющие к восстановлению Союза, выступили единым фронтом против этого, Собчак объявил Петербург частью Европы, Лебедь ввел войска в Калужскую и Тульскую области, депутатом от которой, как ни странно, избирался в Думу. Последовали первые столкновения. У Кондрово произошел расстрел мирной демонстрации. Через два года шаткого затишья Чечня оккупировала Дагестан, объявила о независимости Якутия, под патронатом Великобритании произошло зарождение и становление Уральской республики. Вялотекущие военные действия охватили несколько центральных областей. Правительства США и Евросоюза, обеспокоенные утратой Россией контроля над ядерным оружием, весной девяносто девятого выступили за ввод миротворческого контингента. По просьбе Зюганова и парламентариев-коммунистов в Москве провели спецоперацию. Лебедь был убит. На его место пришел Немцов, смещенный в результате военного переворота Илюхиным. В двухтысячном НАТО ввело 'синие каски' в Брянскую, Орловскую, Белгородскую области. В дальнейшем еще семь областей приняли ограниченные контингенты миротворцев, правда, в виду нестабильности положения и неприятия частью населения иностранного военного вмешательства в отдельных областях и населенных пунктах вспыхнули вооруженные конфликты, развернулась диверсионная деятельность. Три года назад Илюхина сменил Примаков, и Москва стала набирать политический и военный вес, как новое федеративное государство.
Марек перевел дух.
- Все разложил, - уважительно качнул головой Чуйков. - Правда, наврал кое-где.
- И что, - спросил Митя, - от этого натовцы белые и пушистые?
- Ты рули.
- Да уже приехали.
'Тойота', притормаживая, подъехала к блокпосту, сложенному из бетонных блоков.
За блокпостом виднелся кирпичный забор, над которым торчали две вышки и этаж выкрашенного в синий цвет здания. Тянулись вверх антенны. Среди антенн Марек разобрал задранные вверх стволы зенитного 'Гепарда'. Если, конечно, это был 'Гепард'. Но тридцатипятимиллиметровые автоматические 'Эрликоны' он видел и в Греции, и в Турции, так что ошибиться здесь не мог.
Автомобиль взяли на прицел.
Слева выдвинулась увешанная блоками динамической защиты БМП 'Брэдли'. Двое пехотинцев, выбежав из-за нее, присели за бетонной балкой и вскинули оружие. Третий подошел к 'Тойоте', держа руку на расстегнутой кобуре на поясе.
- Предъявите документы, - сказал он на хорошем русском.
Министр наклонился к водительской дверце.
- Мы к полковнику Флойду Пристли. Он меня знает, - сказал он в темный пластик очков, закрывающих половину лица военного.
- Документы.
- С нами еще журналист. Ваш, европейский.
- Мне насрать, чей он, - сказал пехотинец. - Документы. Или можете разворачиваться.
- Дьявол! А предупредить, что вы тут охренели?
Чуйков закопался в карманах пиджака.
- Возьмите пока мои, - сказал Марек, пропихивая руку в щель между дугой дверцы и подголовником водительского сиденья.
Пехотинец сунул европаспорт в портативный сканер, проверил и вернул карточку обратно.
- Регистрация есть?
Марек кивнул, потом сообразил, что кивка не видно.
- Да, есть, сегодня зарегистрировали.
- Ваш паспорт, - обратился солдат к водителю.
- Нападения ждете? - ухмыльнулся Митя, зеленым-бело-черным разворотом протягивая паспорт.
Пехотинец сбил очки на лоб. Лицо у него оказалось бледное, узкое, с голубыми глазами в опушке белесых ресниц. На левом виске темнела татуировка - трезубец.
- От вас, кацапов, можно ждать чего угодно, - сказал он. - Вас бы перевешать всех для всеобщей безопасности. А мы, видишь, защищаем, чтобы вы глотки себе областями не перерезали. Ну, ниче, как-нибудь встретимся, поглядим друг на друга через прицел.
- Да ты крутой, - сказал Митя, щурясь, и наклонил голову ниже, словно стараясь разглядеть пехотинца внимательней. - В город-то выходишь или все на базе?
- Выхожу.
Солдат проверил паспорт водителя и швырнул его тому в грудь.
- Смотри теперь, оглядывайся, - сказал Митя, подбирая документ и пряча его во внутренности кожаной куртки.
- Это угроза?
Пехотинец отступил на шаг.
- Окрестности у нас хорошие, - сказал Митя, все также щурясь. - Есть на что посмотреть. Могу экскурсию провести.
- И я могу, - ответил натовец. - По подвалам базы. Там у нас в камерах много твоих дружков, видимо, сидят.
- Стоп, стоп! Мужики! - Чуйков потянул Митю на себя. - Мы же одно дело делаем. Митя, ты это, следи за базаром.
- Я слежу.
- И вот вам мои документы, - министр интеграции и развития протянул в окно несколько цветных карточек. - Там и пропуск, кстати.
Марек с усилием потер лицо.
Он чувствовал напряжение, исходящее от водителя, нетерпение в наклоне Чуйкова, кажется, даже слышал гудение воздуха, словно находился под линией электропередач. Или просто был слишком пьян?