Полковник посмотрел куда-то поверх его головы.
- До усрачки, - сказал он, наполнив шот на два пальца, и залпом проглотил виски. - Здесь есть что-то в воздухе.
Марек вздрогнул.
- Что?
- Воздух, - сказал полковник. - Я не зря сказал про колонии. Какой бы привлекательной и миролюбивой не казалась внешняя среда за стенками, ее опасность чувствуется сразу. Если ты, конечно, не болван и не тупица. Это въедается в кожу и в мочевой пузырь, натягивает в тебе струну, которая начинает дрожать в животе, словно кто-то теребит ее неуклюжими пальцами. Дынн-дынн. Ничего такого за собой не замечал?
- Нет, - сказал Марек.
- Это значит, что ты здесь недавно. Я угадал?
- Я, собственно, сегодня...
Пристли расхохотался.
- Сегодня! Парень, тебе еще предстоит почуять это!
Чуйков с недоумением посмотрел на него, не услышав в моем голосе шутки. Полковник подлил ему виски, и тот механически выпил.
- Господи, - выдохнул он, - последнее время я все чаще твержу себе, что надо к дьяволу просить перевода. Но я же болван твердолобый! Все время не соглашаюсь с самим собой! - Он наставил на меня палец. - Только попробуй написать в своей газетке о раздвоении личности, журналист.
- Нет, сэр, не буду.
- Я чувствую себя здесь даже не чужим. Отсрочено мертвым. Ты знаешь, парень, что русские побеждали всех, кто приходил к ним с оружием?
- Что там про русских? - зашевелился Чуйков, услышав знакомое слово.
До этого он неподвижно сидел, уперевшись взглядом в каплю виски на дне стопки, то ли в дреме, то ли в глубоких раздумьях, но вдруг ожил, словно робот-пылесос от вербальной команды.
- Полковнику здесь не нравится, - сказал Марек.
- Флойд! - огорчился Чуйков. - Как же так?
- I'm fine, - сказал полковник. - Корошо. Виски?
Министр мотнул головой.
- Не хочу.
Пристли, привстав, потрепал Чуйкова по плечу и сел обратно.
- Я жду восстания, - сказал он, уставившись на Марека совершенно трезвыми глазами. - Я жду восстания со дня на день. Жду уже полтора года, и это ожидание похоже на резь в животе. Как будто сидишь на унитазе и никуда не можешь дернуться, потому что резь только этого и ждет.
- Я был в городе и ничего такого не заметил, - сказал Марек.
Полковник подвигал челюстью.
- Это страна партизан. Страна смертников. Страна скрытой, копящейся ненависти. Как только мы перейдем некую грань... Бах!
Он хлопнул ладонью по столу. Звук получился резкий, неожиданный. Марек едва не подпрыгнул.
- Ты удивишься, откуда что возьмется. Ножи, топоры, духовые ружья. Только отвернешься, и они вцепятся в затылок. Ты никогда не узнаешь, что у них на уме...
- Я слышал, здесь есть тюрьма, - сказал Марек.
Пристли усмехнулся.
- Как бы есть и как бы нет. Это же не журналистское расследование?
- Один из ваших подчиненных обмолвился, сэр.
- Ублюдки, которыми мне приходится командовать, не умеют следить за языком. Я уже говорил про два взвода? - Марек кивнул, и полковник продолжил: - А остальным я не доверил бы держать и рулон туалетной бумаги! Украинцы, болгары, какие-то чокнутые литовцы, латыши... Из какой задницы мира их выскребли? Этот сброд почему-то считает себя вершиной человеческой эволюции. Высокомерный рукожопый сброд. Ни дня не проходит, чтобы они не говорили в казармах о великой Болгарии, великой Украине или великой и ужасной - от моря до моря - Латвии. Пф-ф!
Надув щеки, он фыркнул.
- За русскими еще можно признать величие. За этими же...
- Но тюрьма-то есть? - напомнил Марек.
- Какой ты въедливый! Ну, хорошо, между нами - есть. Легче тебе от этого? Я тебе могу сказать, те, кто там сидят, они этого заслуживают.
- И это по закону?
Полковник упер в Марека тяжелый взгляд.
- Ты мне еще про Гуантанамо скажи! Европейские вы чистоплюи. Моя задача состоит в том, чтобы здесь было тихо и спокойно, и я буду добиваться этого теми способами, которыми посчитаю нужным. Даже дохнуть здесь должны тихо и спокойно, понял? И не тебе меня учить, сынок!
- Я, собственно... - начал Марек, краснея.
- Свободен, рядовой, - перебил его Пристли. - Анатоли!
- Да? - вскинулся министр интеграции и развития.
- F...ck off, Anatoli, - полковник мотнул головой на дверь. - Go home. Get out. О, на дорош-шку.
Он разлил виски по стопкам. Чуйков поднялся.
- Ну, если так, то да, пойдем мы.
Он качнулся, выпил и, крякнув, тяжело шагнул из кабинета.
Марек вышел следом. Свой шот он оставил не тронутым. Его и без добавки нечувствительно оббило о косяки.
Сумка где? Ага, сумка при нем.
- Чего это Флойд? - спросил Чуйков.
- Не знаю, сам себе противоречит, - ответил Марек. - Страшно ему.
- Ему-то? А нам?
Выйдя из здания они сразу попали в драку. Давешний пехотинец с трезубцем на виске в клинче сошелся с водителем Митей. У Мити заплыл правый глаз и был порван ворот. Натовец хлюпал разбитым носом. Кровь косым мазком стыла на щеке.
Несколько 'касок' активно болели у ворот.
- Эй, хорош, хорош! - Чуйков ринулся с крыльца разнимать драчунов. - Вова, ты вообще! Брэк!
Мите он упер пятерню в грудь, одновременно отстраняя натовца локтем другой руки.
- Анатолий Карлович!
Митя тяжело дышал и не понимал, почему его останавливают. Наблюдающие за поединком 'каски' недовольно засвистели.
- Все, закончили.
Чуйков втиснулся между своим водителем и пехотинцем и подтолкнул Митю к 'тойоте'.
- Не закончили, - прошипел 'трезубец'.
- Давай-давай, выйди в город, - сказал Митя, сплевывая тягучую слюну.
- Ты тоже ходи, оглядываясь.
- Мне незачем.
- А увидишь. Всем вам, кацапам, кишки выпустим, только дернитесь. Баб перетрахаем и повесим, а детей ваших ублюдочных...
Марек не уловил движения, то ли отвлекся на Митю, то ли просто не вовремя моргнул, но спустя мгновение оказалось вдруг, что пехотинец растянулся на земле и не делает попыток встать, а министр интеграции и развития, морщась, трясет кистью.
- Вот не надо ему было про детей...
Болельщики озадачено притихли.
- F...ckin' shit! - произнес кто-то.
- Вы это, - сказал Чуйков 'каскам', - водичкой его облейте, что ли... Журналист, ты не стой столбом, садись.
- Да, наверное, - кивнул Марек.
Они забрались в автомобиль.
Митя, щуря подбитый глаз, развернул 'тойоту', объехал лежащего и вырулил к воротам. Им открыли выезд.
- Анатолий Карлович, я бы и сам, - сказал Митя, лавируя между бетонными заграждениями.
- Сиди уже, - раздражено заметил Чуйков, ощупывая костяшки пальцев. - Журналист, у тебя с программой как? Может, еще куда свезти?
- Нет, лучше домой, - сказал Марек.
- Это куда?
- К Южной.
- А-а, в рассадник. Ты осторожнее там.
- Кажется, там спокойнее, чем на этой базе.
Митя хохотнул.
- Ладно, - сказал министр, - минут через десять будем. Ты не усни только.
- Не буду.
Марек обнял сумку. Автомобиль покачивало на неровностях дороги. И забор, и здание за ним скоро скрылись за мелким леском, проросшем на рукотворном отвале. Параллельно потянулся недостроенный участок шоссе, уставленный дорожной техникой. Каток, экскаватор, каток, самосвал. Потихоньку ржавеющие и теряющие окраску. Людей видно не было.
- Был проект нового шоссе, - пояснил Чуйков, - но заглох. Сейчас думаем, что делать. Столько денег вбухали...
- Куда? - спросил Марек.
- В шоссе!
- Но там почти ничего нет.
- А проектная документация? А технико-экономическое обоснование и расчет окупаемости? А подготовительные работы? Кстати, гравий тоже не дешевый в наших краях. Пока разровняли, пока засыпали.
- Но дороги нет.
Митя фыркнул.
- Уел он вас, Анатолий Карлович!
- Молчи, Вова.
- Я - Дмитрий.
- Все вы Вовы для меня.
Марек слушал перепалку и вновь плыл по знакомым местам. 'Тойота' проскочила улицу Седова, втиснулась в короткий переулочек и выскочила на Ленина. Кирпичное здание бывшего горисполкома осталось слева, мелькнуло зеркальное стекло гостиницы 'Советской', сейчас 'Голден Инн', поплыл нестройный ряд трехэтажек.