Мареку пришлось облюбовать пространство у раковины. Дима рядом занял простенок, спиной сминая полотенца, висящие на крючках. И было даже удивительно, что семь взрослых мужиков уместились на шести, что ли, с половиной квадратных метрах, параллельно занятых мебелью.
Плюс восьмой еще вполне мог расположиться на полу.
Свеча стояла в блюдце на хлебнице. Сигаретный дым белесо плыл в воздухе и медленно, неохотно, таял.
Все еще пахло курицей.
- Очень хорошо, Марек, что вы зашли, - сказал Николай Эрнестович. - Вы сколько уже живете в Европе?
- Двенадцать, почти двенадцать лет, - сказал Марек, скрестив руки.
Дима остро, по-новому взглянул на него.
- Что вы скажете по поводу того, - продолжил Соломин, - как там относятся друг к другу? В смысле, общественных отношений.
- По разному, - сказал Марек. - В большинстве своем - никак. Очень обособленно живут. Но в анклавах и общинах держатся тесно. Их потому и полиция почти не трогает. А так - где-то стараются поддерживать контакты, где-то соседей пускают разве что на порог. Раньше основой была семья, но теперь дети все чаще отделяются от родителей, и у родителей отношение к ним тоже, в большей степени, прохладное - люди хотят пожить для себя. Одна такая чета - Иоганнесы - живет у меня под боком. Им за пятьдесят, своих детей даже видеть не хотят. Есть еще какие-то группы в социальных сетях, но это общность, скорее, виртуальная и заканчивается, когда человек выходит из интернета.
- Спасибо, - очень серьезно сказал Соломин. - А вот при каком-нибудь катаклизме...
Марек усмехнулся.
- А как в фильмах.
- Поясните, пожалуйста.
- Думаю, будет как в фильмах постапокалиптического жанра. Фильмов много, но они все об одном. Одичание, банды, убийства, борьба за пищу и воду, каждый сам за себя. Право сильного. Герой, утверждающий право сильного над сильным. Хотя, наверное, тоже может быть по разному. Я говорю о тенденциях, о поведенческих шаблонах, которые уже прочно забиты вот сюда, - Марек хлопнул ладонью по лбу.
- Откровенно вы, - покосился Дима.
- Воздух, видимо, способствует.
- Это же, ребята, ждет и нас, - сказал Соломин. - Вы понимаете, какую модель жизни нам навязывают? Модель, где ты совершенно оторван от общества, от института семьи, от необходимых для нормального индивидуального развития социальных взаимосвязей. Потребительская единица. Атом. Пустота. Винтик. В такой искаженной и ущербной системе и рамки функционирования человека задаются в абсолютном примате индивидуального над общим. В самоценности эгоцентризма. В личном успехе как обязательной мечте и цели в жизни. В богатстве, выступающем мерилом успеха. И одноклассники, коллеги, соседи в таких рамках превращаются во врагов и конкурентов.
- Не совсем так, - сказал Марек.
- А как? - спросил Соломин.
- Скорее, люди предстают как бы чужим миром. Евросоюз сейчас раздает пособия, достаточные, чтобы снять маленькую квартирку и жить обособленно от всего. Не нужен даже личный успех. В своем мире из десяти-двенадцати квадратных метров ты и так король. Интернет, сети, виртуализация и эскапизм.
- Это еще хуже.
- Это тенденция и это уже есть.
- Что ж, - сказал Соломин, - нам придется искать способы этому противостоять.
- Все это хрень, - веско сказал Дима.
- Почему?
- Потому что это далеко, и на это нам - с высокой колокольни. У нас здесь 'каски' и всякие проамериканские уроды во власти, которые нас уничтожают, а вы треплетесь о том, что общество, видите ли, атомизируется. Мы им ни в каком виде не нужны!
- Что ты предлагаешь, Дима?
Николай Эрнестович отклонился назад, словно ему было плохо видно.
- Людей поднимать нужно, - мрачно сказал Дима, - или скоро некого будет поднимать.
- Дим, многих ли ты поднимешь? - спросил человек с зажигалкой. - Внутренний протест еще ни фига не в той стадии, чтобы искать силовой выход. Каша, извини, в головах у большинства.
- Есть люди.
- Среди портовых десятка три наберется, - подал голос Андрей.
- Вот, пожалуйста, - сказал Дима. - Да пол-города выйдет!
Я на сходке, подумал Марек. Я там, где решаются делать революции. В эпицентре. И что, меня убьют как свидетеля?
Он вздрогнул, когда его толкнули в плечо.
- А ты что думаешь, европеец? - спросил Дима.
- Я здесь всего день, - сказал Марек.
- И чего?
Дима надвинулся. Его лицо, вылепленное из света и тени, ощерилось, дохнуло перегаром.
- Дмитрий Олегович, - предостерегающе произнес Соломин.
Андрей отлип от подоконника.
- Брата не трогай.
- Да я так, - Дима отодвинулся, стукнул в стену кулаком. - Вы что, не видите, что они травят нас? Какую-то химию на очистные завезли, в хлеб какое-то дерьмо, в водку... Я, сука, одни макароны уже жру!
- Я был сегодня на водочном, - сказал Марек. - Там просто современное производство.
- Но резон в словах Дмитрия Олеговича есть, - сказал Соломин, вздохнув. - Все предприятия, я про хлебозавод, фильтровально-очистную станцию и ликеро-водочный, находятся во владении иностранцев. Все технологические процессы закрыты и на узловых точках персонал исключительно не местный.
- И травят? - спросил Марек.
- Раз в месяц, - сказал человек с зажигалкой, - на фильтровальной и на ликеро-водочном появляется интересная машина с надписью 'Химлаборатория'. Вроде бы ничего необычного, забор проб воды, контроль очистки. Только служба уж больно хитрая, не республиканская, а частная европейская, выигравшая непонятный тендер. Приезжает с арендованных складов у порта, находящихся в зоне охраны НАТО. После каждого такого приезда станция и завод на половину суток, сутки прекращают работу.
- Устраняют недостатки?
- И это возможно, - кивнул человек. - Но возможно, перенастраиваются фильтры. Химия ведь может быть и хитрая.
- Какая?
- Вызывающая апатию, усталость, депрессивные состояния. Повышающая внушаемость. Способствующая ослаблению иммунитета. Снижающая половые функции.
Марек шевельнулся.
- Вы страшненькую картину рисуете.
- Вы думаете, что европейцы и американцы на это не способны?
- Ну, я знаю, что в прошлом...
- И сейчас, Марек, и сейчас. Вы, как журналист, я уверен, имеете больший доступ к информационным потокам. Неужели не слышали ни про Югославию, ни про Судан, ни про Афганистан, ни про Ирак?
- Там против террористов...
Хохотнул Дима. Андрей выдавил усмешку.
- Террористом сейчас можно назвать кого угодно, - сказал Соломин. - Установившийся после распада еще Советского Союза мировой порядок таков, что подавляющее количество новостных ресурсов, формирующих общественное мнение стран Европы и Северной и Южной Америк, да и Азии тоже, поставляющих события, 'картинку' происходящего в мире, не являются свободными и управляются группой людей, тесно связанных как с правительством Соединенных Штатов, так и с транснациональными корпорациями, что, по сути, одно и то же. Не знаю, помните ли вы анекдоты о милиции, которые ходили в России, пока и она не брызнула на суверенные области и края, но там был один про водителя катка, в которого на 'мерседесе' въехали. Слышали?
Марек пожал плечами.
- Там бизнесмен на повороте или на обгоне не заметил, въехал в каток, - сказал Соломин, - разбил машину, позвонил знакомому автоинспектору, и тот сразу взял в оборот водителя катка, мол, рассказывай, как обгонял, как подрезал... Ну, смешно, да? Так и в нашем случае, любое фактически произошедшее событие подается так, как оно выгодно определенному кругу людей, или же не подается вовсе. Или на его почве выдумывается что-то иное, информационный мутант, лишь отдаленно напоминающий событие. И люди вокруг принимают такую фальшивую реальность.
- Например? - спросил Марек.
- Авиакатастрофа над Локерби.
- Помню, кажется, в восемьдесят девятом. Ливия.