- Жуй, легче станет.
Звук снова включили, сделали понятным. Марек стал жевать.
Дима кивнул, огладил короткий ежик волос, потом вдруг крепко схватил Марека за плечи, впиваясь в его лицо бешеными глазами.
- Держись, понял? Не раскисай, сопля!
- Я понял, - сказал Марек.
- Понял он.
Дима поднялся и вышел. Из гостиной неслись рыдания. Из-за неверного трепета свечи казалось, будто кухня слегка покачивается и то раздвигает, будто меха баяна, узкие стены, то приближает слева, к плечу, подвесные шкафчики.
- Как вы, Марек? - спросили его.
- Я?
Марек повернул голову и не нашел спросившего. Кухня была пуста, а дверь - закрыта. Никого. Вот она, родина.
С артефактами. С голосами. Возможно, с 'белочкой'.
- Марек.
У него не сразу, но хватило соображения (все куда-то плыло) поднять глаза и обнаружить за окном привставшую на цыпочки, к приоткрытой форточке, и неудобно изогнувшуюся фигуру. Соломин? Марек мотнул головой.
- Вы что...
- Я сейчас зайду, - пообещал Соломин.
Зачем? - хотелось спросить Мареку, но фигура уже исчезла. Стол качнулся и краем зачерпнул с глубины воды.
- Марек.
Кто-то с укоризной вывернул из его пальцев перевернутый стакан. Кухня неожиданно заполнилась людьми, стол протерли, включили свет, на плите появилась кастрюля, заполнила кухню клейким, мясным запахом. Перемены были головокружительны.
- Марек! Маричек! Ты один у меня остался!
Мама оказалась рядом, вцепилась, вся в темном, кисло пахнущем, прижалась к Мареку, худенькая, дрожащая, горячая, зашептала что-то, царапая шею накрахмаленным кружевом. Он обнимал ее, с трепетом удивляясь, как ее мало, и как много времени ушло безвозвратно, когда он мог бы быть с ней.
- Милый мой!
- Мама, мама, я здесь, я с тобой.
Мир наполнился саднящей болью, кипело в горле, бурлила кастрбля, путались слова и смыслы, чужое тепло было жалким и слабым, какая-то тварь грызла сердце, превращая его в кровоточащее мочало.
- Марек.
Реальность дала сбой, откусила несколько секунд или минут, и мама пропала. Свет снова погас, потом возрос, воскрес из фитиля свечи, выхватил тонкие пальцы, сцепленные в замок, и печальное лицо Соломина.
- Как вы, Марек?
- Не знаю, - честно ответил Марек. - Кажется, распался на куски.
- Собирайтесь наново.
- Это сложно.
Лицо поднырнуло книзу - кивнуло. В воздух потек сигаретный дым.
- Курите?
- Нет.
- Тогда просто посидите, закройте глаза.
- Думаете, это поможет?
- Не знаю.
Марек усмехнулся.
- Это неправильная психотерапия. Надо сказать: конечно, обязательно поможет. Можно даже, в подтверждение, энергично потрепать по плечу.
- Вы этого хотите? - спросил Соломин.
- Нет, это вранье.
- Тогда просто закройте глаза.
- Хорошо.
Марек ссутулился. Темнота за сомкнутыми веками пятнисто шевелилась и приобретала оттенки. Через несколько секунд он заметил, что более светлые пятна похожи на приоткрытые в беззвучном крике рты.
- Лучше? - спросил Соломин.
- Нет.
- Бывает.
- Как... - Марек открыл глаза, собрался с духом. - Кто убил брата?
- Люди говорят, 'каски'. Патруль.
- Почему?
Соломин расцепил пальцы.
- Мы сейчас собираем информацию. 'Каски' распространяют версию, что Андрей бросился на них с ножом.
- Зачем?
- Он шел с Диной...
Марека обожгло.
- А Дина? Дина жива?
- Ее пока не могут найти.
- Но как же? Это же день был! - Он вскочил. - Надо найти ее! Мы можем собрать людей. Наверняка кто-то... Те же патрульные!
- Сядьте, Марек, - сказал Соломин. - Это не первый случай.
Марек задохнулся.
- Что? Николай Эрнестович, вы себя слышите? Что значит - не первый случай?
Взгляд Соломина стал больным.
- То и значит. Число обвинений в изнасилованиях патрулями миротворческого контингента перевалило за два десятка.
- Вы думаете, что и Дину?..
Воздуха не было.
Дурацкая тесная совковая кухня. Клетка для самоистязания. Марек шагнул к окну и долго, с остервенением терзал тугой шпингалет. Соломин наблюдал, ничего не предпринимая. Первый этаж, куда тут.
В треске отстающей краски рама наконец раскрылась. Летний вечер обмял, прижался прохладной ладонью к лицу, но лучше не стало. Марек несколько раз вдохнул и выдохнул. Его вдруг затрясло.
- Вы понимаете? - закричал он на Соломина. - Вы понимаете, что это невозможно! Это же контингент!
- Тише, - попросил Николай Эрнестович.
- Не могу.
Со звоном слетела с колец тюлевая занавеска. Марек намотал ее на кулак, прикусил сквозь ткань пальцы, гася болью чувство бессилия.
Хотелось выбить из себя эту боль, перестать жить, существовать. Изнутри жгло. Жгло все сильнее и сильнее. Невообразимо. Где-то там, возможно, лопались кровяные тельца, вяли внутренности, сворачивался белок.
Марек зарычал.
- Тише.
- Мне надо все узнать!
- Узнаете.
- Надо действовать!
- Уже ночь, - сказал Соломин. - Почти ночь. Вас если не застрелят, то арестуют. Причем будут в своем праве. Постарайтесь успокоиться.
На кухню вошла женщина, поставила чайник на газовую плиту, зажгла конфорку.
- Татьяне Сергеевне нужно попить, - сказала она.
- Конечно, - кивнул Соломин, - я скажу, когда вскипит.
Марек криво усмехнулся.
- Вы так спокойны, что вам словно наплевать, - процедил он, когда женщина тихо исчезла за дверью.
- А вы?
- Что - я?
- Ваш мир стал больше?
Пристального взгляда Соломина Марек не выдержал, отвернулся, уставился в темень двора, на низкие дома с красноватыми отблесками свечек в окнах.
- Мой мир...
- Закройте окно, - попросил Соломин.
- Зачем?
- С улицы хорошо слышно.
- Боитесь шпионов?
- Это тоже необходимо предусматривать.
- Хорошо.
Марек захлопнул раму, надеясь, что из нее со звоном вылетит стекло. Почему-то хотелось, чтобы вокруг все рушилось, хрустело, вздергивалось, земля вставала на дыбы и освещалась вспышками в небе. Возможно, таким образом внешний хаос уравновесил бы болезненное внутреннее состояние.
Соломин не уравновешивал. Марек стукнул холодильник и вернулся к столу.
- Ну что вы сидите? - спросил он Соломина.
- Жду, - сказал Соломин.
- Я знаю полковника Пристли, меня пустят к нему, я журналист, меня должны пустить, - торопливо заговорил Марек, наклоняясь, - мне дадут информацию. У кого-нибудь здесь можно достать автомобиль?
- Марек, - устало произнес Соломин, - вы просто не представляете местных реалий. Давайте подождем Свиблова.
- Кого?
- Он сидел с нами на кухне в день вашего приезда, помните? Напротив. С жестким лицом. Молчал все.
- С зажигалкой?
- Да. Он как раз сейчас должен... - Соломин, вскинув руку, посмотрел на темный циферблат часов. - Уже опаздывает.
Он встал и выключил посвистывающий чайник.
- И что Свиблов? - презрительно спросил Марек. - Он умеет оживлять людей?
- У него последняя информация.
- Какая?
- Думаю, об Андрее.
Соломин открыл дверь в коридор, кому-то, подпирающему в темноте стену, передал, что чайник вскипел. Тут же появились две женщины. Они деликатно, тихо заколдовали у плиты. Постукивала посуда, лилась вода.
Потом женщины вышли, унося с собой поднос с чашками и запах дешевых духов.
- Странно, - сказал Марек.
Внутренний огонь в нем утих, боль выгорела в угли и рдела, словно присыпанная пеплом. Дина, бедная Дина. Андрей.
- Что? - спросил Соломин.
- Я понял, что вы имели ввиду.
- Когда?
- Когда говорили про мой мир, - сказал Марек, разматывая с кулака ситец занавески. - Про его размеры. Я понял. Серьезно.
- Это хорошо.
- Наверное.
Соломин ссутулился, словно реплика Марека была ему не приятна.
В прихожей неожиданно возникло движение, хотя звука открываемой входной двери не было слышно. Кто-то топнул. В шорохе одежды прозвучали несколько неразборчивых слов. Блеснул свет, и со свечой на кухню вломились двое, мгновенно заполнив ее собой и сопровождающими их тенями.