- Стихи на немецком - это кошмар, - сказал Свиблов.
Они свернули. Неровный асфальт пестрел лужами.
- Нет, там простые правила, - сказал Марек. - Но дело в другом. Это же была часть меня. И я как бы утратил ее что ли.
- Не переживайте, - сказал Свиблов. - Поверьте мне, такие вещи возвращаются. Обычно им нужен лишь психологический толчок.
- Вы - психолог?
Свиблов качнул головой.
- Нет, но опыт позволяет мне делать такие выводы.
Они зашагали мимо решетчатой ограды, за которой прятался яркий домик то ли одного из демократических институтов, то ли какой-то церковной миссии, о чем возвещала маленькая пристройка с крестом на куполе.
Марек вдруг понял, что на пути им еще не попалось ни одного патруля.
- Погодите, - сказал он, остановившись.
- Что? - повернулся Свиблов.
- 'Каски'.
Свиблов сухо улыбнулся.
- А их пока и не будет. Сейчас они заперлись на базах и стерегут сами себя. Чтобы чего не вышло. Но через день или два осмелеют.
- Это из-за Андрея?
- Да.
- Я видел их на Южной.
- Думаю, там тоже никого уже нет.
- А как мы повезем Андрея?
- Дима обещал помочь с транспортом.
- Это хорошо, - сказал Марек.
К больнице вела тропка через сквер, основательно прореженный от деревьев. Белели и желтели пеньки. Серо-голубой корпус больницы то скрывался за остатками лип и вязов, то показывался в прореху - низенький и замшелый, даже, кажется, скособоченный. Ржаво и мокро поблескивала крыша.
Переходя по дощатому мостику Марек, подскользнувшись, едва не грянул в канаву, полную листьев, веток и коробок из-под гуманитарных наборов.
Перил не было.
- Что критично плохо в системе, которую приняли Штаты и Евросоюз? - спросил Свиблов, поймав его в последний момент. - Она направлена на деградацию человека. На его животные начала. Главное - не перенапрячь мозг. Вы же заметили, наверное, по фильмам, что человека с интеллектом, с желанием познавать мир и заниматься самообразованием почти все время маргинализируют, превращают в неуравновешенное чудовище, мечтающее всех убить и поработить. То есть, если не получится второе, то - первое. Что ни ученый, то людоед, что ни компьютерный гений, то опасный псих, что ни умник, то аутист или социопат. Зато супергерои из комиксов гораздо ближе к народу - они непроходимо тупы и всем без разбора дерут задницы.
- Я не хочу об этом думать, - сказал Марек.
- Это просто длинный ответ на вопрос, не психолог ли я. - Свиблов вздохнул. - Впрочем, да, не время и не место.
Они добрели до корпуса и пошли в обход, мимо не распиленного вяза и веселой шеренги чурбаков. Больные смотрели на них из немытых окон. В огороженном закутке стоял осями на кирпичах бесколесный 'уазик' с облупившимся красным крестом на боку, похожий на почившее и медленно разлагающееся животное.
Свиблов щелкал зажигалкой.
- Сюда.
Он повел Марека по разбитой дороге к двум зданиям, стоящим на краю больничной территории. Судя по кирпичной трубе, одно здание было котельной. Другое, имеющее унылый желтушный вид, скорее всего, и являлось искомым моргом.
На настенной табличке так и было написано: 'Морг республиканской городской больницы номер два'.
- Пришли, - сказал Свиблов.
Из простой, небрежно окрашенной белой двери появилась женщина в темном платье и в платке, накинутом на плечи. Лицо у нее было бледное, обморочное. Прихрамывая, по натоптанной людьми тропке она ушла в сквер.
Морг пах смертью и холодом.
Внутри запах стал сильнее, казалось, он служил дополнительной преградой для живых. Марек зажал нос. По вытертым ступенькам он спустился вслед за Свибловым в тесный тамбур, потом выбрался в коридор, к окошку регистрации. За облицованной кафелем стеной гулко прокатилась каталка.
Дальнейшее Марек помнил плохо.
Кто-то что-то ему говорил, он отвечал, Свиблов лез с уточнениями, свет и запах резали глаза, потом их пропустили в холодное помещение, полное мертвецов. Трупы лежали на каталках и железных столах.
- Здесь? - спросил Свиблов.
Сопровождающих их санитар огляделся, словно что-то потерял.
Долговязый, в зеленом халате, он посмотрел на Марека запавшими глазами. Рот его с чмокающим звуком приоткрылся.
- Нет, - мотнул он головой, - это дальше.
Марек не уловил, как и куда они переместились, у него почему-то возникло стойкое ощущение, что по однообразной кафельной плитке просто сполз вниз блик от лампы дневного света. Правда, помещение сузилось и обзавелось гробами. Дешевый аттракцион, быстрые перемены, впрочем, Марек не удивлялся. Смерть пропитывала его.
Стол здесь был один.
Андрей лежал на нем, до плеч укрытый ветхой серой простыней, с коленом видимым в прореху.
Марек боялся, что лицо брата будет жутко разбито винтовочным, в упор, выстрелом, но оказалось, что с ним уже поработали - зашили рану, исправили, где можно, форму - силиконом, гипсом, искусственной кожей. Даже трупную синеватую бледность замазали телесного цвета кремом. Брат лежал, будто спал.
Мареку сделалось дурно.
А тот, белобрысый, подумалось ему, наверное, что-то жрет, пьет, гадит. Ему хорошо. И сержанту тому хорошо. Живые.
Ненавижу.
Это было ясное и очень странное чувство. Яркое. Сильное. Жуткое. Доведенный до кристаллизации концентрат. Совершенно новое ощущение.
Воздух, воздух!
Даже в Меркенштадте, когда его чуть не зарезали, в запоздалом выбросе адреналина он не испытывал ненависти к подкараулившему его у двери в квартиру наркоману. Было возбуждение и нервная реакция. И облегчение: жив, сука, жив! - едва темная фигура, убегая, проломилась сквозь кусты с его бумажником.
Сейчас это казалось не важным.
Он понял, что не успокоится, пока хотя бы не посмотрит в глаза солдату, выстрелившему в Андрея. Просто посмотрит. Возможно, через прицел. Возможно, держа палец на спусковом крючке. Без жалости.
Ни хрена вы не разбираетесь в русской душе, господин Сельматри! Ни хрена.
Интересно, он хоть осознал, что натворил, этот мальчишка? Или потом держал Дину и ждал своей очереди? И в свою очередь...
От боли в стиснутых зубах Марек выплыл из тьмы сознания. Рядом, кроме Свиблова, обнаружился Дима и еще двое одинаково мрачных ребят. Один, помладше, с прядью высветленных волос, зеленел на глазах.
- Пошли пока, - сказал Дима, похлопав Андрея, словно прощаясь, по плечу.
- Куда? - спросил Марек.
- Андрюху сейчас вымоют да оденут, я взял чистое от вас.
- А потом?
- Повезем его к вам.
Все вместе они выбрались на воздух. Парень с прядью сразу исчез за углом - через секунду оттуда донеслись протяжные, горловые звуки.
- Ботинки не запачкай! - крикнул Дима.
- Сын? - спросил Марек.
- Младший. Александр. - Дима притянул к себе второго парня. - А это - старший. Максим.
- Пап, - отпихнулся парень.
- Да ладно.
Дима покопался в карманах и выудил упаковку 'дирола', выдавил в рот розовую подушечку, принялся жевать.
Дождь утих. Темное варево грозы отползало к югу.
- Как там митинг-то? - спросил Дима щелкающего зажигалкой Свиблова.
- Нормально, - не сразу ответил тот.
- Из администрации кто вышел?
- Поляков из МВД. Пообещал беспристрастное расследование. Успокаивал как мог. Клялся-божился, просил не нагнетать.
- И что дальше?
Свиблов оглянулся на Марека.
- Разошлись. Я дал команду. Но народ взвинчен.
- Нужный градус, Александр Михайлович? - спросил с усмешкой Дима.
- Да ни хрена у нас не готово! - надвинулся на него Свиблов. - Получится, кто в лес, кто по дрова. Кто координировать будет? Средств связи - с гулькин нос! Выучки у большинства - ноль! Две боевые группы на город! А у них - две механизированных роты, это двести шестьдесят человек личного состава, плюс рота обеспечения, плюс смешанная миротворческая рота, и в тридцати километрах - неполная танковая рота, кажется, восемь 'леопардов'. Что мы будем делать с 'леопардами'?