- Дина, - прошептал Марек, - ты здесь?
Дина чуть сильнее сжала его запястье.
Ах, да, это же ее пальцы! Что-то он уже путает, где свое, где чужое. Все-таки ему неуютно. И немного страшно.
Какой такой Дина знает секрет?
Бумм! От близкого стука в стену Марек дернулся и занозил ладонь. Резкий испуг холодом продрал сердце.
- Слышите? - сказала мама. - Еще минут десять постойте пока.
- Что там? - спросила Дина.
- Цветковых взяли. Шевелевых обоих. А у них дети. Элю Растамаеву тоже. Аж два грузовика подогнали.
- Сволочи, - сквозь зубы сказала Дина.
- Чего они хотят? - спросил Марек.
- А пойми их, - сказала мама.
Она ушла. Дина отпустила запястье. Сейчас, когда непосредственная опасность отступила, Марек почувствовал дурноту.
- Это глупо, так отлавливать людей, - сказал он, сглатывая кислую слюну. - Не вижу смысла. Здесь же не террористы и диверсанты.
- Чего ты тогда спрятался? - со смешком спросила Дина.
- Просто...
- Что?
- Они убили Андрея.
Они помолчали, словно заново привыкая к действительности, в которой произошла смерть близкого им обоим человека.
- Прости, - сказал Марек.
- За что? - отозвалась Дина.
- Я думал отбить тебя у Андрюхи, - признался он.
- Не получилось бы.
- Почему?
- Андрюшка был... - Марек почувствовал, что Дина улыбается, вспоминая. - Он был очень настоящий.
- А я?
- Знаешь, я же много где работала. И в психиатрической. И в полевом госпитале однажды. Ты только не обижайся, Марк. К нам контуженных привозили. С юга, с Урала. У многих, у кого легкой тяжести, был такой вид... ну, будто они не понимали, где находятся. У них была своя реальность, боли в голове, шумы, ревербации, глухота. Когда я тебя в первый раз увидела, у тебя было такое же лицо. Все вокруг - само по себе, и ты - сам по себе.
- А сейчас?
- Сейчас лучше.
- Но недостаточно, да?
Дина шевельнулась.
- Марк, а вот если бы ты был вместо Андрюшки там, на Талалихина? Ты бы бросился меня отбивать?
- Я?
Марек зажмурился.
Он ясно увидел себя подающим патрулю документы. В хорошем плаще, с сумкой через плечо. Преуспевающий джентльмен. Повелитель собственного мирка. Пробор. Улыбка. Европаспорт. Господин сержант, хорошая погода, не правда ли? Все в порядке? Замечательно. А у моей девушки? Нет?
Лицо медленно вытягивается на мигающий красный диод сканера. Это какая-то ошибка. Нет, я не протестую. Да-да, обязательно разберитесь, так не должно быть. Я понимаю, что нужна дополнительная проверка. А мне с девушкой нельзя?
Да, я подожду. Сколько ждать?
Он растеряно смотрит вслед Дине, гоня шевелящиеся в душе тревожные мысли. Как же так? Что у нее с пропуском? Дина оглядывается, ее уводят в пристройку. Сержант шутливо отдает ему честь.
Мерзость!
- Я, наверное, бы не понял, не осознал... - скрипучим голосом сказал Марек. - Я подумал бы, так и надо. Они же власть.
- Спасибо, - тихо сказала Дина.
- За что?
- За честность.
Марек сжал кулаки.
- Я исправлюсь.
Они вылезли через полчаса.
Весь двор перед домом был разъезжен, ивняк ободран, растерянными, тревожными кучками стояли у подъездов люди, все женщины да дети.
С улиц Южной и с Комвольцева забрали пятьдесят человек. С Красной - еще десять. Чуть ли не треть здесь живущих. Грузчиков, водителей с ночных смен, десятиклассников, идущих в школу. Отцов, сыновей, братьев. Семь или восемь женщин.
Никто не знал, как надолго.
Соломина не выловили - они успели загнать микроавтобус в один из гаражей за домами и повесили замок снаружи. Там и пересидели.
У хоккейной коробки старики колотили секции поваленного ограждения. Ревел ребенок. Марек бродил между домами, не прислушивался, но слышал разговоры. На душе было муторно. Наверное, он бы бежал и спасал, если бы не один, если бы знал, куда.
Жутко не хватало Андрея.
Не хватало.
- Феоктистова Жору ранили...
- Нам еще повезло, мы в дровеннике...
- Какой-то кошмар! Делают, что хотят!
- Мертвого Канина боятся...
С нарастающим ревом, перекрывая голоса, проскочил над крышами вертолет, взял на север, видимо, к Туле или Рязани. За ним пролетели еще два.
Зашевелились.
- Можно с района выйти? - спросил Марек какую-то женщину в длинной зеленой кофте поверх светлого платья.
- Нет, - качнула головой она, - запретили.
- А если в магазин надо?
- У вас чего нет? - живо откликнулась женщина. В ее взгляде появилось участие. - Хлеба могу дать, немного, четвертушку. Крупы полкило. Манной, правда.
- Нет-нет, - сказал Марек. - Я не понимаю, почему запретили. А если что-то срочное? Если нужна медицинская помощь?
- Это вам к Тамаре Андреевне, она бывший врач. Вон, у шестого дома стоит, - показала женщина на низкую фигурку в летнем плаще. - Она подскажет, посмотрит, если что.
- Спасибо, но я вообще, - сказал Марек.
Он кивнул, прощаясь.
Его неожиданно посетило странное ощущение. Марек словно увидел себя с высоты нескольких десятков метров, беспокойную точку, совершающую непонятные эволюции, перемещающуюся от дома к дому. Точку было жалко. И было жалко все другие точки. От них тянулись вверх тонкие черные ниточки страхов и белые ниточки надежд.
Потом пошел дождь.
К вечеру на севере заворчало.
Это ворчание можно было спутать с рокотом далекого грома. Но Марек знал, что это. Канонада. Артиллерийский огонь.
Он был в Турции во время обострения турецко-курдского конфликта. Курдам тогда удалось незаметно подтащить гаубицы и устроить обстрел приграничных территорий. А городок с труднопроизносимым названием, в который их накануне вывезли на открытие агрохимического комплекса, построенного Евросоюзом совместно с местным холдингом, находился, кажется, не более, чем в девяноста километрах от нейтральной полосы.
Ворчало также.
То тише, то сильнее, с перекатами из одного края неба в другой.
Марек выбрался из квартиры в синеву вечера - его что-то все больше тянуло на открытые пространства. Он мельком подумал, что это не опасность остаться под завалами в случае бомбежки и не отсутствие возможности бежать, если случится повторная облава. Просто дышалось лучше, свободней, общность чувствовалась.
Дина вышла вместе с ним.
Какое-то время они слушали доносящиеся с севера раскатистые звуки. Кто-то подошел к ним еще, прикурил и рассказал, что это 'гиацинты'. Сто пятьдесят два миллиметра. Дальность - тридцать километров. Грозное оружие. Долбит, конечно, осколочно-фугасными, в основном, но может и ядерным долбануть.
Электричества не было. Закат над крышами подкрашивал небо.
- А это 'Ноны', - сказал собеседник, расслышав в рокоте изменившуюся тональность.
- Думаете, наступают? - спросил Марек.
- А куда денутся? Неделя, и здесь будут, если не быстрее. Укрепленных позиций после Новомосковска у НАТО, считай, и нет.
- Скорее бы! - выдохнула Дина.
- Это да, - вздохнул собеседник, затушил сигаретку и исчез также бесшумно, как и появился.
- Хорошо грохочет, - сказал Марек.
- А я вот думаю, - произнесла Дина, - как далеко мы пойдем. В сорок пятом остановились, а теперь приходится отбиваться по новому. Нельзя останавливаться, надо их всех под корень, как они, методично.
- И чем мы будем от них отличаться? - спросил Марек.
- Справедливостью, - сказала Дина. - Они должны ответить за все. Это справедливо. Если все они умрут, это тоже будет справедливо. То, что они несли нам, они же сами и должны полной мерой испытать на себе.
- Даже женщины и дети?
Дина резко повернулась к нему.
- А ты считаешь, что их вины нет?
- Но они же... Они тут не причем.
- Потому что это было бы справедливо! - выкрикнула Дина. - Сколько убито здесь? А под Вязьмой? А в Орле и на Балтике? По всей России? Эти люди были при чем? Расстрелянные, замученные. Эти люди в чем провинились? Андрей - в чем? А эти, типа невинные... жрут на крови и веселятся на крови. Пикники, подгузники... В их мире ничего страшного, кроме детской сыпи, не происходит! Страдаем-то мы! И умираем мы! Нет их вины? Есть! Она огромна! И этот страх, что мы придем и спросим за все, передается им из поколения в поколение. Они знают свою вину!