Будто в подтверждение его слов подъехал, скатился в кювет встреченный огнем с базы второй автомобиль, черная 'тойота'. Из него шустро выскочили и залегли четверо в костюмах, среди которых Марек с удивлением узнал министра интеграции и развития. Двое были вооружены охотничьими карабинами, еще один задирал руку со 'стечкиным'. Анатолий Карлович имел в своем арсенале традиционный 'калаш'.
- Ага, журналист! И ты здесь!
Заметив Марека, Чуйков переполз к нему. Они пожали друг другу руки.
- Ранен? - спросил Анатолий Карлович.
- Ерунда, - сказал Марек.
- Смотри. Дай-ка.
Он подсунул под рубашку Мареку тряпочку бинта.
Стрельба подстихла. Горели 'Брэдли' и 'Хамви'. Дымилось здание штаба. Воротные створки зияли сквозными отверстиями. Под перекрытиями блокпоста лежал кто-то скрюченный.
Атаковать натовцы не спешили. То ли ждали 'Леопардов' из Рогожино, то ли надеялись на поддержку с воздуха. То ли просто взяли паузу, чтобы оценить свои силы и силы нападавших.
Марек посмотрел в небо.
Распогодилось. Ни облачка. В такую бы погоду...
Внутри базы вдруг грянуло так, что асфальт под Мареком заходил ходуном. Анатолия Карловича едва не перекинуло через балку. Бердыч разбил лоб. За забором заполыхал огонь, вытягиваясь вверх на добрый десяток метров. Марек вспомнил, что где-то там стояла топливная цистерна.
- Вперед! - услышал он Димин крик. - Вперед!
Марек поднялся.
И пошел.
Или это не он пошел? А кто? Воплощение гнева? Справедливости? Возмездия? Справа и слева обнаружились люди. Марек увидел Сергея и обрадовался, что он тоже с ними в строю, живой, с целым черепом. Брат подал ему новый 'рожок', подмигнул живым глазом, растворился среди незнакомых людей. Кажется, слева мелькнул Свиблов.
- Ур-ра-а!
Это не Марек, это весь мир закричал в нем.
Тяжело топая, вырвался вперед Бердыч. Чуйков, припав на колено, выцелил кого-то и дал длинную очередь.
- Ур-ра!
За воротами грохнуло еще раз, тише.
Марек перевалился через отбойник, оттолкнулся рукой от трупа в натовской форме. Вперед, вперед! Жаром от 'Брэдли' дохнуло в лицо.
Сзади приподнимал сына, выбирался вместе с ним на дорогу Дима. Выглядывал из низинки Алексей. Пули летели сквозь строй.
Мареку казалось, что база кукожится от его шагов, старается стать меньше, проваливается сама в себя. 'Гепард' внутри ее, опустив 'эрликоны', разнес несколькими выстрелами часть ограды, превратил в пыль десяток силикатных кирпичей, но через мгновение замолчал, окутавшись дымом.
- Ур-ра!
Кто-то отскочил от створки, упал, сбитый выстрелом. Еще несколько человек бросились к казармам через плац, мимо гудящего в останках цистерны пламени. Бухнул им вслед дробовик Бердыча.
- No-no-no!
Солдат в темно-синем попытался отползти, но не успел - АК в руках Марека дернулся, и солдат ткнулся головой в землю, застыл неподвижно.
Жуть бродила в Мареке и била наотмашь.
Он проскочил штабное здание по первому этажу насквозь, расстреливая тех, кто попадался ему на пути. Тоненькие двери кабинетов вышибал ударом ноги. Есть цель - нет цели, есть цель...
На задах здания стоял еще один 'Хамви' с обгорелым, побитым осколками капотом и растрескавшимся лобовым стеклом. В салоне лежал мертвец. Выстрелы пощелкивали у казарм и у боксов с техникой. Там еще сопротивлялись, но Марек чувствовал, это уже агония. Над головой его лопнуло стекло.
Он пошел по направлению к боксам.
Его обогнал Чуйков. Под ногами звенели гильзы. В разных позах лежали мертвецы. Ненависть потихоньку выгорала, и вместе с ней уходило из души что-то еще. Слезы побежали по лицу.
В стороне кричали матом, на плацу бумкнуло, плюнуло клубом дыма. В этом дыму, отвернув, пропал Андрей. Улыбнувшись, пропал насовсем. За ним ушли Сергей и Свиблов.
Марек глотал слезы.
- Вы со мной, - шептал он. - Вы все со мной. Весь мир со мной. Это я.
Его пошатывало. Капала кровь. Небо то темнело, то светлело, и с каждым шагом грозило опрокинуться и перевернуться. Автомат едва не выпал у Марека из пальцев, и он прижал его к себе, как ребенка.
Он почти добрался до боксов, когда заметил шевеление в рытвине у забора.
- Эй, куда? - пробормотал Марек и направился на перехват.
Сжать приклад. Просунуть палец. Не грохнуться, да, не грохнуться было бы хорошо. Еще ногам задать правильное направление.
Доковылял. Сунул ствол в выгнутую темно-синюю спину.
- Прячемся?
- No, sir, no. Dont shoot, please!
Миротворец вывернулся из рытвины, испуганно выставил ладонь, едва не касаясь ею дульного среза.
Молодой парень. Мальчишка лет восемнадцати-двадцати. Обритая голова с едва-едва отросшим ершиком светлых волос.
Марек узнал его сразу. Несмотря на грязь на подбородке и измазанную в земле макушку. Возможно, у камеры над аптекой было не лучшее разрешение, но человека, разбившего голову Андрея прикладом, а потом выстрелившего ему в лицо, объектив несколько раз за те двенадцать минут выхватил четко.
Марек запомнил, и из тысячи поставленных в ряд блондинов... из десяти тысяч... Судьба, подумалось ему. Судьба, она такая.
Злости только не было.
- И что? - спросил он у парня, пнув того ногой по подошве берца. - Думал, что и суда не будет? А он будет.
- Dont shoot!
- Да-да.
Марек, собираясь, выдохнул.
- Sir...
В глазах у парня поплыл ужас.
Бессмысленные были глаза. Большие и пустые, в опушке темных ресниц. Марек смотрел в них и не видел ничего, кроме панического страха. Зрачки отражали зрачок дула.
Зачем ты здесь? - мысленно спросил Марек.
О чем ты думал, когда убивал? А когда вместе с другими насиловал Дину? Неужели в тебе не шевельнулось ничего, что помогло бы остановиться? Неужели в твоем маленьком мире нет ни чужой боли, ни чужих страданий, ни чужой свободы?
Классно было, да?
Марек сглотнул, выбирая свободный ход спускового крючка. Мальчишка заскреб ногами, пытаясь отползти дальше.
- Sir...
- Зачем? - выкрикнул Марек.
Парень взвыл, заговорил что-то бессвязно, беспорядочно, поминая мать, отца и какую-то Дженни. Несколько слов из Библии, торопливое 'Я все понял, сэр, я совершенно и определенно...'
Из носа у него потекло, на губах запузырилось.
- Зачем? - тихо повторил Марек.
Он ощутил, что очень устал.
Не понимает, с горечью подумалось ему. Живой вроде бы человек, из тех же костей, жил, мяса, кишок.
А в голове - мрак.
Несколько секунд Марек смотрел, как парень страшно корчит лицо, подбирая русские слова:
- Сдаюс. Я... Ай... сдаюс.
Марек кивнул.
- А куда тебе деться?
Ему сделалось холодно и пусто. АК прибавил в весе, стремясь вместе с собой утянуть к земле. Бросить его?
Марек качнулся.
Нет, так не годится. Как же справедливость тогда? Справедливость нынче состоит в том, что АК держу я, а не он. Это правильно.
Нет у меня к тебе, лежащему, напутствия на черный след. Какая хмарь твой разум застила, мне дела на сегодня нет. Но здесь ты сложишься и скорчишься, тебя зароют, Бог простит. Безродной кочкою закончишься, землей, процеженной в горсти. И, может быть, мой гость непрошеный, однажды, раннею весной ты прорастешь еще к хорошему зеленой зыбью травяной.
Строчки сплелись в голове, обволакивая сознание, кружась, будто звери, нашедшие хозяина. Возможно, он даже прочитал их вслух. В широко раскрытые, безумные, вытаращенные глаза.
А потом, конечно, выстрелил.
Не мог не выстрелить. Но, сука, оказалось, ни хрена он не европеец. Не перенял за все двенадцать лет. Чтобы в лоб, в висок, в переносицу - и удалиться, насвистывая. Ах, майн либе Августин...
Не смог.
Старые русские грабли.
Но выстрелил.
В ладонь.
Чтобы малолетний придурок запомнил и больше никогда не тянулся к оружию.