Суеверия!
Что делает нас отличными, непохожими друг на друга? То же, что одновременно объединяет, сплачивает, наделяет опознавательным маркером. Земля, среда, условия существования, с которыми срослись годами, столетиями вплавленные в души вера, мораль, модели поведения и архаизмы. Где меня еще попросят посмотреться в зеркало? Нигде. Где я вспомню, что нужно смотреться в зеркало? Дома.
Такая мелочь - а хорошо.
- Спасибо, - Марек клюнул - больше носом, чем губами - сухую морщинистую щеку.
- А я пока готовить начну. Соседку позову, вдвоем-то быстрее будет, - сказала мама.
- Всех зови!
Снова рычание пружины.
Марек засмеялся от раскрывшегося солнечного простора, в котором с замедлением, с задержкой проступали дома и заборы, и насыпи, и ивняк, ощетинившийся из песка длинными, дикобразьими иглами веток.
Кому-то в рай, кому-то в ад, прощай, неславный Меркештадт, я вырвался из ада. Благодарю тебя за все, что ты не то, что ты не се, вообще не то, что надо...
- Э-гей! - помахал ему рукой брат.
Они с Диной стояли у дальнего угла дома-перпендикуляра. Марек поспешил к ним. Сумка дрызгала по боку, солнце через окна выцеливало глаза, из-под туфель давилась грязь, жирная, хорошо перемешанная, с водицей и замечательными отпечатками шинных протекторов. И ездит же кто-то сюда через блок-посты!
Впрочем, где-то здесь, кажется, ассенизаторская цистерна регулярно замирала с опущенным насосным шлангом. За двенадцать лет она разве что сломалась.
Неустроенность все же дикая. Была и осталась. Словно везде время летит, а здесь стынет, замирает, а потом потихонечку сдает назад.
- А вам куда?
Марек покрутил головой, сортируя предполагаемые направления.
- У речпорта, за почтой, помнишь, была казарма? - спросил Андрей.
- Ну.
- Перестроили в общежитие, надробили клетушек из гипсокартона. Дине дали комнату, она мать и сестру из лагеря беженцев в нее и перевезла. Только ночевать там приходится, иначе выгонят всех.
- Не ночевать, - возразила Дина, - фиксируются любые восемь часов местонахождения.
Они потихоньку пошли по засеянной солнцем улице. Дома по одну сторону, сараи и дровяные навесы - по другую.
У одного из подъездов крупно трясся и плевался сизым старый 'форд' восьмидесятых что ли годов. И все вроде бы хорошо...
- Дядя Андрей!
От песочницы бежали дети. Сверкали улыбки и глаза, летел песок из-под кед и сандалий. Марек на всякий случай отступил.
- Здрасте, дядя Андрей!
- Здрасьте, теть Дина!
Их было два мальчика и три девочки. Лет восьми-десяти, может, одиннадцати. Один повыше остальных, тот, что еще курил. Этакий командир. Грязноватые, конечно. И в песочнице им вроде не по возрасту играть. Но не такие уж страшные, как привиделось в начале. Брючки, рубашки, юбочки, колготки.
- Ага! На западном фронте без перемен!
Брат, пошарив в карманах куртки, протянул ребятам несколько леденцов в замызганной обертке.
- Спасибо, дядя Андрей.
Конфеты исчезли с быстротой молнии. Но никто не сунул их в рот. Канули. Странные все же дети.
- А это кто с вами? - спросил тот, что повыше.
Серые глаза его уставились Мареку в переносицу. Такие взгляды, равнодушные и пустые, будто через прицел, заставляли Марека чувствовать себя неуютно. Он через силу улыбнулся, подтянув сумку к животу.
- Брат приехал, - Андрей, подталкивая Марека к детям, хлопнул того по плечу. - Журналист из Евросоюза.
Мальчишка сморщил нос.
- Из самого-самого?
Марек стесненно кивнул.
- Кельн. Это Германия. Это три дня поездом или три часа 'эйрбасом'. Там очень красиво.
- А жвачка где?
- Что?
Марек моргнул. Детские лица смотрели на него совершенно серьезно. Девочка с косичками, смугловатая, с замазанной "зеленкой" царапиной на подбородке, наклонила голову, словно так Марека было лучше видно:
- Натовцы нам жвачку дают.
- Я... у меня нет... Вам надо жвачку?
Марек зарылся в карманы плаща. Зазвенела мелочь.
- Не надо, - мягким жестом остановила его судорожные движения Дина. - Они шутят.
- А-а...
- Дядя Андрей, - поманил ладонью мальчишка-вожак. Брат нагнулся, и тот, обхватив его за шею, что-то жарко зашептал ему на ухо.
- Нет... - коротко отвечал на шепот Андрей, - не шпион... сегодня... ладно...
Это меня - шпионом? - запоздало сообразил Марек.
Впереди, между крайним домом и забором, лесенкой спускающимся с горки, серел бетон.
Граница. А я - шпион. И патрули...
Марек поежился. Как-то уж очень нехорошо у него сложилось в голове, как-то тревожно, чуть ли не предвоенное состояние почудилось, что вот-вот полыхнет огнем и опалит. С чего бы? Лето. Солнце. Плащ дурацкий, вот что.
- Славка.
Марек не сразу понял, что, здороваясь, ему протягивают детскую ладонь. Мальчишка-командир смотрел прямо, но чуть узил глаза. Все-таки не до конца поверил Андрею. На рубашке, над карманом был приколот значок-медаль.
- Марек. Марк.
Ладонь у мальчишки оказалась холодная, а пальцы и вовсе ледяными.
- А почему два имени?
- Мареком я как-то в газете под статьей подписался. Ну и пошло. Сейчас даже больше к нему привык. А Марк - это настоящее имя.
- Все равно не наше.
Марек пожал плечами.
- А Максим, Макс? Примерно похоже.
Мальчишка, подумав, кивнул.
- Ладно.
- Мы через завод, - сказал ему Андрей.
- Дядя Валера сказал, что позавчера ночью патруль там был. Фонариками светили.
- Я знаю. Ну, идите.
Дети стайкой вернулись к песочнице и расселись на уцелевших бортиках как ни в чем не бывало. Правда, Марек вдруг сообразил, что они расположились так, чтобы каждый видел свою сторону двора. Девчонка с косичками контролировала проход впереди, две других - дома и проезд между ними, мальчишка помельче смотрел назад. А у старшего, наверное, имелся если не телефон, то свисток.
- Пошли, - сказал Андрей, сворачивая к навесам.
- Куда? - Марек показал на бетонный забор. - Нам же туда...
- Лишний раз светиться на сканере? - Брат мотнул головой. - Есть путь короче.
Под навесами пахло деревом. Солнце расчертило пространство, наполненное хлипкими поленницами, лопатами, листами железа, бревнами и дощатыми перегородками, многоугольными золотыми фигурами. Сквозь дымный от пыли свет и не поймешь, где стена, где щель прохода.
- Сюда, - Андрей дернул Марека за рукав.
К запаху дерева примешался запах гнилой воды. Узкий ход свернул, воткнулся в обкусанный лист шифера.
- А Дина? - испугался Марек, потеряв девушку из виду.
- Она впереди. Она этот ход знает.
Андрей переступил через моток проволоки. Марек последовал за ним, сожалея, что пачкает плащ. И ведь не почистишь нигде. Встретят по одежке, скажут: у-у-у! Вы точно из Евросоюза к нам?
Темнота вильнула, глотнула серого, смазала какой-то тряпкой по макушке. Под ногами захлюпало. Еще один поворот - и Марек сообразил, где они очутились.
За забором консервного завода. Длинное производственное здание тянулось, зияя прорехами. К нему вели мостки. А в низинке, доходя до бетонных возвышений, то ли пандусов, то ли стенок фундамента, стояла зеленоватая вода.
Дина ждала их у сколоченного из досок ограждения, шелушила кору.
- Засыпаю, сил нет, - пожаловалась она.
- Мороз и солнце, день чудесный! - подступив к ней, заговорил Андрей. - Чего ж ты дремлешь...
- ...друг прелестный, - прошептала Дина.
Они обнялись.
Марек заскользил взглядом от поцелуя, в груди заныло, остро захотелось, чтобы и он, чтобы и его, нотки ревности - это ж не европейская прагматика, это боление души, поиск себя в любви и любви для себя.
Огражденная со всех сторон территория завода напоминала постапокалиптический пейзаж в строго заданных границах. Давно заброшенное здание чуть приподнималось из воды на сваях, к нему были накиданы доски, накиданы вразнобой, но тропу все же вычислить было можно, правда, начиналась она метра на три левее, с торчащей покрышки, помеченной белым треугольником. С другой стороны низинки, подтопленные, стояли два глухих барака. Ворота на одном были приподняты и даже зафиксированы ящиком. Склады, разделочные цеха - не понятно.