Паноптикум, как это излагалось Бентамом, есть некоторая точка или башня, если угодно, дающая всеобщее обозрение, из которой все видно, то есть глаз сидящего в этой башне охватывает все прилежащее к ней. Скажем, Бентам говорит: можно представить себе тюрьму, детский дом, любой социальный институт и общество в целом как нечто такое, что может быть охвачено только взглядом, находящимся в этой башне и пронизывающим все окружающее, видящим все насквозь. Бентам говорит, что если бы у нас был такой взгляд, если бы мы в точности знали всё, глядя из этой одной, привилегированной точки (как если бы я просвечивал вас рентгеновским аппаратом: смотрел бы на вас и видел не ваши глаза и не вашу телесную оболочку, а то, как вы устроены внутри), если бы этот взгляд видел все и если бы он при этом еще знал человеческую природу, то есть то, на что человек реагирует, что его волнует и радует, что его огорчает или оставляет равнодушным, то мы могли бы иметь могучий инструмент построения общества и человека. Или, иными словами, если бы можно было знать полностью, во‑первых, среду человека, во‑вторых, как она воздействует на человека, то есть как он на нее реагирует, то определенной организацией или манипуляциями этой средой можно было бы получать заранее вычисляемые и предсказуемые эффекты в человеке[15]. То есть, организовывая определенную систему обстоятельств вокруг человека и исходя из того, что воздействие среды на человека решающее, имея «паноптикумическое» знание о среде, преобразуя элементы этой среды, строя их тем или иным образом, можно совершенно точно получать заранее заданные, и предсказуемые, и желаемые результаты на стороне отдельного человека.
Здесь есть одна предпосылка (поскольку это еще не циничный проект оболванивания человека): допустим, что есть какой‑то ум, «паноптикумический» ум, который все видит и все знает, который настроен злобно по отношению к нам и, организуя элементы известной ему среды по известным ему законам, может на нас воздействовать таким образом, чтобы заранее получать какой‑то, допустим нехороший для нас, результат, — хотя интеллектуальные инструменты здесь те же, но у Бентама и у всей либеральной просветительской философии есть посылка добра человеку, то есть все это должно делаться для блага человека.
Когда я говорю «делается что‑то во благо человека» (ну, ясно, что делается кем‑то другим ради того и во благо того, кто сам не может этого делать), всегда есть какая‑то сложная посылка: ведь кто‑то это добро должен знать. Этот кто‑то знает это благо, то есть это не та посылка, что он желает блага для людей, как просветительская интеллигенция, но посылка, что он еще и знает это благо. Я обращаю внимание не на само собой разумеющийся характер этих мысленных и культурных построений, а на их предпосылочность, на то, что они содержат в себе посылки, которые можно разделять, а можно не разделять. Значит, здесь есть посылка, что это благо кому‑то известно и этот кто‑то, сидящий в этом паноптикуме, то есть в этой все обозревающей башне, во благо людей все преобразует и строит, например, психиатрическую лечебницу (он ведь все видит, видит всех пациентов вокруг себя насквозь), воспитательные учреждения, тюрьму, общество. Он все преобразует, что бы получить желаемый человеку результат во имя, во благо самого этого человека. Вот, грубо говоря, эта ситуация, то есть, с одной стороны, в мире допускаются смысл и порядок, история допускает в себе план, а с другой стороны, мы имеем гарант знания об этом плане, об этом скрытом замысле истории и об упорядоченности мира. Этим гарантом является интеллигенция, интеллектуалы.
15
Анализ «Паноптикума» Бентама у М. К., очевидно, отсылает к работе М. Фуко: