В то же время назревал новый поток сознания, обобщающим откликом которого можно признать другую женщину - Лилю Брик. Хотя она приобрела популярность лишь как любимая женщина Маяковского, но вместе с тем, была она довольно чётким зеркалом, в котором отображалась надвигающаяся новая русская эпоха. Обе эти женщины представляли два противоположно направленных духовных потока: один - от себя в окружающий мир, неся бескорыстно радость; другой - к себе, корыстно делясь своей радостью с окружающими. С приходом к власти большевиков первый поток сознания, олицетворяемый образом Глебовой-Судейкиной, стал быстро угасать, второй, который здесь мы связали с Брик, стал столь же быстро распространяться. Обе эти женщины были лишь зеркалами той эпохи.
"Почти все персонажи романа "Идиот" совиноваты в убийстве Настасьи Филипповны и в разрывании на части мышкинской души. Это не юридическая вина, но нравственная и духовная. Все мы создаем духовную и нравственную атмосферу, в которой кто-то хватается за топор" (Г. Померанц). Подобную мысль высказал популярный в США историк и философ J. Campbell (1904-1987) [26]: -"Всё развивается во взаимосвязи со всем, и мы не можем кого-либо винить в свершившемся". Все виноваты во всём! "Поэма без героя" Ахматовой пронизана ритмами личной вины её автора за свершившееся в России.
Не сердись на меня, Голубка,
Что коснулась я этого кубка:
Не тебя, а себя казню. ...
Ну, а как же могло случиться,
Что во всём виновата я? ...
Оправдаться ... но как , друзья?
"Себя казню - я думаю, это не собственная вина Ахматовой, а её двойника, её лирического героя, скорее даже вина её беспечного поколения, жившего так беспечно в предгрозовые годы, и не услышавшего грохота приближающейся катастрофы, и не попытавшего её отвратить. Автор здесь и судья, и подсудимый", -написала Демидова. Начало XX века было временем беспечного торжества юности русского духа. Подобные чувства испытывал М. Пруст, наблюдая события в Европе. "Обычно люди думают лишь о собственных удовольствиях, им и в голову не приходит, что стоит лишь исчезнуть ослабляющим и сдерживающим факторам, скорость размножения инфузорий достигнет максимума, то есть за несколько дней произойдет скачок на несколько миллионов миль, и из кубического миллиметра получится масса в миллион раз больше солнца, но при этом будет разрушен весь кислород, все субстанции, необходимые нам для жизни". Он оказался прав: необходимые для жизни субстанции и кислород были разрушены: Европа погрузилась в самоубийственные войны. Как бы то ни было, Ахматова была соучастником происшедшего. Полагаю, что она глубоко сопереживала происходящему, наречённому бегом времени:
Все равно приходит расплата.
Видишь, там, за вьюгой крупчатой
Меерхольдовы арапчата затевают опять
Возню.
Можно сколь угодно гадать о причинах удручающего исхода русской революции. Но мы не найдем убедительного ответа, пока не осознаем, что развитие дальнейших событий было результатом раскола российского сознания. Об этом Ахматова писала:
Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал,
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал.
Когда приневская столица,
Забыв величие своё,
Как опьяневшая блудница
Не знала, кто берёт её.
(Раздел5). Чрезмерно накопленная системой внутренняя энергия "ищет" пути её сброса дабы избежать взрыва. Для России этим путем оказалось
европейское учение марксизм. Как уже отмечалось выше, эпидемия безумия жестокости и жажды войны охватила не только Европу, но и страны всех материков, определяя тем самым господствующее мировое настроение. Где злоба, там нет правды:
Сколько понадобилось лжи
В эти проклятые годы,
Чтоб разъярить и поднять на ножи
Армии, классы, народы!
М. Волошин. 1921
Стар - убивать!
На пепельницы черепа!
-метался Маяковский в "пожаре сердца". Меерхольд признал его Базаровым русской революции.
"Всё, что накапливалось годами, столетиями в озлобленных сердцах против нелюбимой власти, против неравенства классов, против личных обид и своей по чьей-то вине изломанной жизни - все это выливалось теперь наружу с безграничной жестокостью. И чем выше стоял тот, которого считали врагом народа, чем больше было падение, тем сильнее вражда толпы, тем больше удовлетворения видеть его в своих руках. А за кулисами народной сцены стояли режиссёры, подогревающие и гнев, и восторги народные, не верившие в злодейство лицедеев, но допускавшие даже их гибель для вящего реализма действия и во славу своего сектантского догматизма. Впрочем, эти мотивы в партийной политике называли "тактическими соображениями". Эти слова Деникина можно отнести и к состоянию народов Европы. Россия представляла собой котёл, внутреннее давление пара в котором приближалось к разрушающей его отметке, тем самым она оказалась благодатной почвой для действий людей "без религии, как её учит церковь; без морали, как её предписывают люди; без дома и страны; без друзей, без страха" (У. Черчиль о революционере Савинкове).
В книге [49] С. Мельгунова приводятся имена наиболее активных членов ЧК под типичной рубрикой того времени - "страна должна знать своих героев". Это Землячка (Залкинд), Бела Кун, Г. С. Мороз (Шклов), Урицкий, Лацис, сподвижник Дзержинского в организации ЧК- Петерс. Это были люди "без дома" в буквальном смысле этого слова. Были они крысоловами русской революции. Один критик ассоциировал крысолова с Маяковским, но большинство с Троцким: -"Крошки мои, за мной! Я поведу вас на штурм проклятого режима!" Это один из образцов его агитации. Американский историк Патенауде (B. Patenaude) в книге "Троцкий" отмечал, что агитация была даром Троцкого [76]. В организации военных действий его участие было формальным лишь как создателя Красной армии. Этот период в истории России описан Цветаевой в поэме Крысолов, опубликованной в Праге в 1926 году. Проблема крысоловов как социальный феномен обсуждалась в Европе начиная с XV века. Ею интересовался Гете. Красная Армия не была армией революционных повстанцев, а всего лишь заблудившимся по дороге домой усталым от войны сбродом, насильственно загоняемым Троцким с помощью наемной гвардии в Красную армию, как загоняют скот на бойню. Такой видела Россию правнучка поэта Боратынского поэтесса Ольга Ильина во время своих блужданий в поисках мужа, ушедшего с Белой армией на восток [65]. По её словам, русский народ отвечал большевикам "пугающей усмешкой, сулящей неизвестное, усмешкой, ничем не похожей на ту иронию, которой научил нас Гейне и еврейство", ту иронию, которая спасала его политические стихи от подозрений в опошлении великих идей гуманизма в те революционные годы Германии. Что касается Троцкого, то жестокость его методов создания Красной армии оттолкнула от него многих его сторонников, облегчив, тем самым, победу Сталину. [76].