— Хуже будетъ, — сразу отвѣтилъ Перепичка.
— Везъ жида-то?
— Хуже будетъ безъ жида, — твердо сказалъ мужикъ.
— Это почему? — спросилъ я, не мало удивленный.
— Да потому же! Видите-ли, оно какъ… Жидъ, примѣрно, понимаетъ деньгу, а нашъ братъ нѣтъ. Это разъ. Другое, онъ самъ гроши пускаетъ въ оборотъ. Ежели хоть малая ему выгода, онъ ужь дастъ тебѣ, а у нашего брата, который, напримѣръ, жмѣетъ, Христомъ Богомъ не выпросишь, хоть ты умирай съ голоду. Третье я вотъ скажу такъ, примѣрно: жиду, напримѣръ, только гроши твои и нужны, ничего другое ему не требуется отъ тебя, и ежели онъ вынетъ у тебя тихимъ манеромъ изъ кармана портмонетъ, то онъ больше ничего ужь не возьметъ у тебя: если же нашъ братъ, который побогаче, такъ не только портмонетъ твой отниметъ, но еще и надругается надъ тобой, опоганитъ душу твою, въ ногахъ заставитъ валяться, накуражится въ волю, да все еще благодѣтелемъ твоимъ будетъ считаться… Я, молъ, мерзавецъ, тебя выручилъ, а ты меня не уважаешь? Тутъ вонъ у насъ много такихъ-то… Вотъ, примѣрно, Попасенко, — ну, я вамъ скажу, это такая ядовитая штука, что двѣсти жидовъ супротивъ него не выдержатъ… И уголь скупаетъ, и гроши даетъ, и арендуетъ, но всѣ отъ него плачутъ, кто только ни свяжется съ этимъ чортомъ. Вотъ почему я и говорю: хуже будетъ.
Долго мы съ Перепичкой говорили о жидахъ; Перепичка самъ года три назадъ держалъ шахту, имѣлъ дѣло и съ русскими богачами, и съ жидами, противъ первыхъ у него, видимо, много накопилось горечи. Между тѣмъ, мнѣ пора уже было ѣхать на шахты. Я спросилъ у Перепички лошадь, такъ какъ до шахтъ считается не менѣе четырехъ верстъ. Но при этомъ Перепична мой такъ вдругъ измѣнился въ лицѣ и манерахъ, что я не узналъ его, лицо его стадо загадочно-надутымъ, словно онъ вдругъ на что-то осердился, глаза его отвернулись въ сторону, какъ будто онъ стыдился чего-то. «Что такое?» — думалъ я, ничего не понимая, и снова переспросилъ, дастъ-ли онъ лошадь и сколько за это возьметъ. Тогда онъ свирѣпо выговорилъ такую цифру, словно мнѣ нужно было на его лошади проѣхать 50 верстъ. Я засмѣялся и сталъ стыдить его. Онъ сконфузился, но настаивалъ на своемъ, бормоча что-то про богатыхъ покупателей шахтъ и про то, что если съ нихъ не взять лишняго, то больше и взять не съ кого. Мнѣ стало ясно, что меня принимаютъ за кого-то другого, но я не зналъ, какъ приступить въ объясненію цѣли своего пріѣзда. Наконецъ, меня выручила сама Перепичка. «Да вы собственно зачѣмъ шахты-то будете осматривать, покупать, что-ли?» — спросила она. И я долженъ былъ всѣми мѣрами отказываться отъ роли покупателя и объяснять цѣль моего пріѣзда или, лучше сказать, безцѣльность. Послѣ долгихъ убѣжденій оба Перепички сразу поняли и расхохотались, причемъ лица ихъ опять просвѣтлѣли и выгдялѣли добрыми.
— Да Боже-жъ мой! А вѣдь мы думали, что вы пріѣхали шахту покупать… Ну, мы и думаемъ, намъ не слупить лишнихъ грошей съ едакаго человѣка! А вы только изъ любопытства… да сдѣлайте одолженіе, поѣзжайте за пятьдесятъ копѣекъ сколько угодно!
И Перепичка вслѣдъ своему сынишкѣ запречь лошадь. Пока тотъ закладывалъ въ дрожки лошадь, я напомнилъ хозяину о жидахъ и замѣтилъ, что съ русскими дѣйствительно хуже имѣть въ этихъ мѣстахъ дѣло.
— Да и вѣрно! — весело сказалъ Перепичка. — Вѣдь вотъ мнѣ втемяшилось, что вы покупатель, и я одурѣлъ… Съ нашимъ братомъ, чортомъ, дуракомъ, нельзя насчетъ грошей дѣла дѣлать… не понимаемъ! A жидъ понимаетъ, сколько какая вещь стоитъ… Ну, вы ужь простите дурака, потому нашъ братъ бѣда какой непонятливый насчетъ ежели что съ кого взять.
Перепячка, сильно сконфуженный, теперь оправился отъ смущенія, и мы разстались друзьями.
Дорога къ шахтамъ шла черезъ поля, скошенныя и сжатыя. Со всѣхъ сторонъ къ деревнѣ тянулись рыдваны со снопами, запряженные волами; по дорогѣ валялись упавшіе колосья. На гумнахъ повсюду шла молотьба, кое-гдѣ въ воздухѣ виднѣлись столбы мякины, — кто-то ужь торопился вѣять. А на горѣ десятокъ вѣтряныхъ мельницъ дружно вертѣли крыльями, торопясь приготовить муку изъ свѣжаго жита. Это была чисто-деревенская картина, и если бы не кирпичная башня, поставленная нпдъ шахтой верстахъ въ трехъ отъ села и принадлежащая нынѣ какой-то компаніи, то нельзя было бы и подумать, что здѣсь повсюду добывается каменный уголь. И въ особенности нельзя было представить, чтобы здѣшніе крестьяне занимались чѣмъ-либо другимъ, кромѣ хлѣбопашества.