Конечно, сказанное не означает, что все погребенные в катакомбах — только аланы и что аланы не могли, наряду с катакомбами, употреблять иные погребальные сооружения. Жизнь сложнее и многообразнее наших археологических схем, которые могут отражать более или менее объективно лишь генеральные направления процессов. Тем более это справедливо по отношению к раннеаланскому периоду, когда аланы представляли «не единое этническое целое, а политическое объединение сарматских ираноязычных кочевников» (49, с. 96), чему и соответствует уже отмеченное нами разнообразие погребальных обрядов.
Археологические памятники свидетельствуют, что аккумуляция ираноязычных кочевников в равнинном и предгорном Предкавказье в начале нашей эры достигает значительных масштабов. Видимо, с этого времени, если не раньше, контроль над благоприятными для кочевого скотоводства и земледелия предкавказскими равнинами надолго — до массового появления тюрок — переходит в руки сармато-алан. На многие столетия они делаются здесь хозяевами положения. Прав был Ю. А. Кулаковский, считавший, что «римляне знали уже алан как народ прикавказский» (50, с. 9).
Судя по некоторым письменным источникам (Иосиф Флавий и др.), и первых веках н. э. аланы довольно значительным массивом заселили равнину между нижним течением Волги и Дона и Приазовье — северное и восточное вплоть до Кубани (46, с. 42; 51, с. 43). Эти аланы-танаиты (по Лммиану Марцеллину), иранские имена которых зафиксированы в надгробиях Танаиса, по версии Б. А. Раева, появились здесь около середины I в. н. э. и оставили богатые погребения в курганах Хохлач, Садовый, Жутов-ский, Сокольский и др. (52, с. 13–15). Культура алан-танаитов обнаруживает связи как с Востоком (звериный стиль в прикладном искусстве, 53, с. 46–55), так и с Римом (52; 54, с. 217), Грецией, кельтами, Закавказьем через Северный Кавказ (55, с. 145–149). Б. А. Раев полагает, что римская металлическая посуда в курган Хохлач могла попасть в результате разграбления «какого-то храма или святилища в Малой Азии, куда аланы предприняли свой первый поход сразу после появления в южнорусских степях», т. е. в начале 70 гг. 1 в. (56, с. 89–93). Но все это не означает, что в этот период сармато-аланские племена еще не продвинулись на юг до предгорий Кавказа, как это кажется некоторым исследователям, и что они не принимали участия в походах алан в Закавказье и Передний Восток.
Наличный археологический материал свидетельствует о том, что инфильтрация сармато-алан в горы в этот ранний период была весьма незначительной. Можно думать, что взаимоотношения сармато-алан и горных аборигенов в последние века до нашей эры — первые века нашей эры были враждебными или напоминали отношения вооруженного нейтралитета (57, с. 25 сл; 58, с. 7–9; 59, с. 57). Конечно, эти предположения археологов гипотетичны, ибо исторические источники по данной теме чрезвычайно скупы. Обратимся к фольклору, нередко содержащему ценную информацию, завуалированную художественно-поэтической оболочкой.
Живые потомки алан — осетины до нашего времени донесли замечательный по архаичности и художественным достоинствам героический эпос, называющийся «нартским» по имени его героев — нартов. Истоки нартского эпоса уходят в 1 тыс. до н. э. (отдельные мотивы и элементы могут быть еще древнее), а окончательное его оформление специалисты датируют XIV в. Следовательно, наиболее важные, оставившие глубокий след в памяти народа события рубежа и первых веков н. э. могли найти отражение в нартском эпосе. Это тем более существенно, что под поэтическим псевдонимом «нарты» (иран. «мужчина», «герой-богатырь» с иран. показателем множественности «та», 60, с. 1047), в осетинском эпосе скрываются сармато-аланы.
Обратим внимание на небольшой цикл осетинских нартских сказаний, связанных с загадочными существами кадзи. Это мифические злые духи, в нартских сказаниях нередко выступающие и как племя, люди, наделенные большой силой и умом и обычно враждебные нартам, строящие против них всяческие козни. Кадзи то хитростью заманивают нарта Батраза в ловушку — глубокую яму и забрасывают ее камнями, то захватывают в плен нартских юношей и девушек и распинают на стене Сослана, то бесчинствуют в нартском селении. Между кадзи и нартами в то же время существуют экзогамные браки — нарты выдают замуж за кадзи старшую дочь колдуньи Кулбадаг. История взаимоотношений нартов и кадзи завершается сказанием «Гибель кадзи». Кадзи вероломно угоняют скот нартов, но сын пастуха Базыг идет по следу, приходит к селению кадзи и здесь видит похищенное стадо. Базыг спешит домой, поднимает тревогу, нарты окружают селение кадзи и громят их.