Но для Линкольна сомнений не существовало. Посреди этой неразберихи он сохранял трезвость ума. Он выступал за Союз; он выступал за мир во всей Америке. Он был противником рабства, но вопрос рабства был для него второстепенным. Главной его целью было предотвращение распада Соединенных Штатов на два противостоящих друг другу фрагмента. За четыре долгих года войны он проявил твердость убеждений и несгибаемую волю.
Когда на начальных стадиях войны конгресс и федеральные генералы принялись поспешно освобождать рабов, Линкольн выступил против и сдержал их энтузиазм. Он был сторонником поэтапного освобождения, которое сопровождалось бы компенсацией. Лишь в январе 1865 г. ситуация созрела до такой степени, что конгресс смог навсегда отменить рабство посредством поправки к конституции. Война уже окончилась, когда эта поправка была ратифицирована штатами.
По ходу этой затянувшейся войны в 1862 и 1863 гг. первые страсти и энтузиазм улетучились, и Америка прошла через все этапы усталости и отвращения к войне. Добровольный набор в армию сменился призывом, что отразилось на боевом духе как северян, так и южан. Война превратилась в длительную, жестокую и братоубийственную борьбу.
В июле 1863 г. в Нью-Йорке произошли выступления против призыва в армию, а Демократическая партия на севере стремилась выиграть президентские выборы за счет лозунга, гласившего, что война окончилась провалом и должна быть прекращена. Фактически это означало бы победу южан. Для отмены призыва в армию велась тайная подрывная деятельность.
Позади этого высокого сухощавого человека в Белом доме были пораженцы, предатели, уволенные генералы, бесчестные партийные лидеры, сомневающиеся и уставшие люди, перед ним — безынициативные генералы и деморализованные войска; единственным его утешением было, наверное, то, что Джефферсон Дэвис в Ричмонде был не в лучшей ситуации.
Английское правительство повело себя не лучшим образом и позволило агентам конфедератов в Англии спустить на воду и укомплектовать три быстроходных пиратских корабля — наиболее известным из них стал «Алабама», — которые начали охоту за судами Соединенных Штатов. Французская армия в Мексике попирала сапогами доктрину Монро. Из Ричмонда поступали расплывчатые предложения прекратить войну, отложить на время спорные вопросы и совместно, северянам с южанами, выступить против французов в Мексике. Но Линкольн и слышать не хотел о таких предложениях, если они не основывались на признании необходимости Союза. Американцы могли выступить против французов лишь как единый народ, а не как два народа.
Наконец в первые месяцы 1865 г. стало ясно, что победа близка, и он все свои силы направил на то, чтобы сделать капитуляцию наименее болезненной, а обхождение с побежденными — началом процесса примирения. Его девизом было слово «Союз». Вскоре он поссорился с экстремистами из собственного лагеря, которые настаивали на унизительных условиях мира.
Линкольн был свидетелем триумфа Союза. Он прибыл в Ричмонд на следующий день после его падения и узнал о капитуляции Ли. Возвратившись в Вашингтон 11 апреля, он в последний раз обратился с речью к народу. Ее темой было примирение и восстановление системы государственного правления в побежденных штатах. Вечером 15 апреля он посетил театр Форда в Вашингтоне. Когда он сидел и смотрел на сцену, его убил выстрелом в затылок некий актер по имени Бут, сторонник южан, который незамеченным проник в ложу.
И если работа по лечению ран затянулась, если Соединенные Штаты столкнулись с большим количеством проблем и большей ожесточенностью, чем ожидалось, то это случилось потому, что был убит Линкольн. Но он успел сделать свою работу — Союз был спасен, и спасен навсегда. До войны железнодорожного сообщения с побережьем Тихого океана не было, теперь же сеть железных дорог росла и развивалась, словно быстрорастущее растение, пока наконец не объединила все обширные территории Соединенных Штатов в один, теперь уже неразрывный, духовный и материальный Союз.
С того времени начался непрерывный процесс консолидации Соединенных Штатов. За полстолетия их население перевалило отметку в сто миллионов. И пока нет никаких признаков того, что процесс их развития уже достиг какого-то предела. Мы вновь повторяем, что эта колоссальная демократия, без короля и хитроумной внешней политики, представляет собой новое явление в мировой истории. Это не «великая держава» в том смысле, к которому мы привыкли в Европе. Это нечто более современное по своей природе, более значимое, с более важным историческим предназначением.
Еще один прорыв того, что мы назвали естественной политической картой, сквозь дипломатические наслоения Венского конгресса начался в 1875 г., когда христианские народы Балканского полуострова, и в особенности болгары, стали непокорными и мятежными. Турки прибегли к жесточайшим репрессивным мерам и устроили масштабную резню болгар.
В результате последовало вмешательство России (1877 г.), и после года ожесточенных боевых действий турки были вынуждены подписать Сан-Стефанский мир, который, в целом, был реалистическим соглашением, демонтирующим искусственную Османскую империю и в значительной степени восстанавливающим естественную карту. Но это уже стало традицией британской политики — противодействовать «планам России» (Бог знает зачем!), как только начинало казаться, что она эти планы вынашивает, и британское правительство под руководством премьер-министра Дизраэли (лорда Биконсфилда) вмешалось, пригрозив начать войну, если не будет существенным образом восстановлена способность турков грабить, преследовать и убивать мирное население. Некоторое время война казалась почти неизбежной. Британские мюзик-холлы, эти рекламные щиты британской внешней политики, освещались огнем патриотических чувств, а лондонский мальчик-рассыльный во время своих обходов вдохновенно распевал, с простым достоинством представителя великого народа, сознающего свое высокое предназначение, песню, в которой говорилось следующее:
— и так далее вплоть до торжественного вывода:
Вследствие такого противодействия Британии в Берлине был созван конгресс для пересмотра Сан-Стефанского мира, в основном в интересах Турции и Австрийской монархии; британцы же получили остров Кипр, на который они вообще не имели никакого права и который им так никогда и не пригодился; а лорд Биконсфилд триумфально возвратился с Берлинского конгресса, привезя с собой — как уверяли тогдашних британцев — «почетный мир».
Это берлинское соглашение стало вторым основным фактором (первым был Франкфуртский мир), вызвавшим мировую войну 1914–1918 гг.
Мы уже говорили о том, что в политической истории Европы периода 1848–1878 гг. механическая революция еще не успела привести к каким-либо кардинальным переменам. Послереволюционные великие державы продолжали существовать практически в тех же пределах и с теми же формальностями, что и в дореволюционные времена. Но была сфера, в которой скорость и надежность транспортного и телеграфного сообщения уже привели к значительным изменениям условий и методов — в заморских предприятиях Британии и других европейских государств, а также взаимодействии Азии и Африки с Европой.
К 1820 г. схематичные европейские «империи» за пределами Европы, столь браво выглядевшие на картах середины XVIII в., усохли до очень маленьких размеров. Только Российская империя, как и прежде огромная, простиралась через всю Азию. В воображении многих европейцев она простиралась еще дальше, чем в действительности, из-за их привычки изучать географию по картам в проекции Меркатора, которая сильно преувеличивает размеры Сибири.