Выбрать главу

Такова вкратце история империалистического революционного движения в Великобритании накануне мировой войны. Ибо движение сэра Эдварда Карсона и его сподвижников было, несомненно, революционным. Оно представляло собой откровенную попытку (используя ирландский конфликт как отправную точку) отбросить парламентский способ правления вместе с вымученными и несовершенными свободами британского народа и, при поддержке армии, установить правление прусского образца. Это была реакционная попытка нескольких десятков тысяч людей затормозить движение всего мира в сторону демократической законности и социальной справедливости, попытка, родственная по духу новому империализму германских юнкеров и богачей, среди которых она встретила горячую поддержку. Но в одном очень важном аспекте британский и германский империализм отличались друг от друга.

В Германии средоточием империализма являлся монарший двор; его самым шумным и известным сторонником был наследник престола. В Великобритании же король держался в стороне. Ни единым публичным актом король Георг V не проявил даже малейшего одобрения этого нового движения; и поведение принца Уэльского, его сына и наследника, было столь же безупречным.

В августе 1914 г. на мир обрушился ураган Великой войны. В сентябре сэр Эдвард Карсон протестовал против занесения закона о самоуправлении в свод законов. Вступление этого закона в силу было отсрочено до окончания войны. В тот же самый день мистер Джон Редмонд, лидер ирландского большинства и истинный представитель Ирландии, призвал ее народ взять на себя равную долю военного бремени и военных расходов.

Некоторое время Ирландия добросовестно и эффективно играла свою роль в войне бок о бок с Англией, пока в 1915 г. на смену либеральному правительству не пришло коалиционное, в котором, из-за моральной слабости премьер-министра Асквита, этот самый сэр Эдвард Карсон занял должность главного правительственного обвинителя (с жалованьем 7000 фунтов стерлингов и гонорарами), а его преемником на этом посту должен был вскоре стать его помощник по подстрекательству к ольстерскому мятежу, сэр Ф.-Э. Смит.

Никогда прежде дружественному народу не наносилось большее оскорбление. Процесс примирения, начатый Гладстоном в 1886 г. и почти завершенный в 1914 г., был сорван полностью и окончательно. Весной 1916 г. против этого нового правительства в Дублине вспыхнуло неудавшееся восстание. Его зачинщики, многие из них еще просто мальчишки, были расстреляны. Эта преднамеренная и ненужная жестокость, резко контрастировавшая с отношением властей к лидерам ольстерских мятежников, всколыхнула всю Ирландию как акт вопиющей несправедливости. Предатель, сэр Роджер Кейсмент, получивший рыцарский титул за прежние заслуги перед империей, который искал помощи для ирландских восставших в Германии, был отдан под суд и казнен — вполне заслуженно; однако его обвинителем выступал Ф.Э. Смит, подстрекатель ольстерского мятежа — поистине шокирующее совпадение!

Дублинское восстание не получило широкой общеирландской поддержки, однако после его подавления стремление ирландцев к созданию независимой республики быстро выросло до огромных масштабов. Этому сильнейшему эмоциональному порыву противостояли более умеренные идеи таких ирландских политиков, как сэр Хорас Планкетт, которому будущая Ирландия представлялась доминионом, «коронованной республикой», то есть частью империи, которая располагала бы равными правами с Канадой и Австралией.

Наш анализ современного империализма в Германии и Британии выявил определенные силы, общие для этих двух стран, и мы вскоре увидим, как эти же самые силы действовали — в разной степени и в разных облачениях — в других крупных обществах того времени, к обзору которых мы сейчас приступим.

Этот новый империализм не был синтезирующим и объединяющим мир движением, наподобие прежнего империализма. По своей сути он был страдающим манией величия национализмом, агрессивность которого была порождена богатством. Своих наиболее ярых сторонников он находил в военной и чиновничьей кастах, а также в кругах промышленников, финансистов и скоробогачей, т. е. в большом бизнесе. Главными его критиками были образованные представители неимущих слоев, а его основными противниками — крестьянство и трудовые массы. Он солидаризировался с монархией там, где она существовала, но этот новый империализм — не обязательно монархическое движение.

Французский империализм периода вооруженного мира в Европе был, конечно же, гораздо менее самоуверенным по сравнению с германским. Он ассоциировал себя скорее с «национализмом», чем «империализмом», и стремился, взывая к патриотическим чувствам, помешать деятельности тех социалистов и рационалистов, которые хотели найти контакт с либеральными элементами германского общества. Он мечтал о Реванше, об «ответном матче» с Пруссией. Но озабоченность этими вопросами не мешала ему ввязываться в авантюры, связанные с аннексиями и эксплуатацией ресурсов на Дальнем Востоке и в Африке, что чуть было не закончилось войной с Британией после столкновения у Фашоды (1898 г.). Кроме того, французских империалистов никогда не покидала мечта о приобретении новых владений в Сирии.

Италия тоже заразилась империалистической лихорадкой. Поражение в битве при Адуа на некоторое время остудило ее пыл; но в 1911 г. она снова взялась за свое, затеяв войну с Турцией и аннексировав Триполи. Итальянские империалисты хотели, чтобы их соотечественники забыли о Мадзини и помнили лишь о Юлие Цезаре, ибо кто же, как не они, были наследниками Римской империи?!

Империализм проявился и на Балканах. Небольшие страны, всего лишь около столетия назад скинувшие турецкое иго, стали проявлять воинственные устремления; болгарский король принял титул царя, став новейшим из псевдоцезарей, а в витринах афинских магазинов любопытствующие могли видеть карты, воплощавшие мечту о великой греческой империи в Европе и Азии.

В 1912 г. три страны — Сербия, Болгария и Греция — напали на Турцию, ослабленную к тому времени войной с Италией, и изгнали ее из всех европейских владений, кроме территории между Адрианополем (Эдирне) и Константинополем. На следующий год эти три страны поссорились между собой из-за дележа добычи. В игру вступила Румыния и помогла сокрушить Болгарию. Турки возвратили себе Адрианополь. Более крупные империалисты — Австрия, Россия и Италия — следили за этим конфликтом и друг за другом…

В то время как весь мир к западу от России изменялся очень быстро, сама она в течение XIX в. изменялась крайне медленно. В конце этого столетия, как и в его начале, она все еще представляла собой великую монархию в стиле позднего XVII столетия, основанием которой было варварство; она все еще находилась на той стадии, когда дворцовые интриганы и императорские фавориты могли осуществлять контроль над ее международными отношениями.

Она провела через всю Сибирь длинную железную дорогу, в конце которой ее ожидала катастрофа русско-японской войны. Она использовала современные методы войны и новые виды вооружений лишь в той степени, в какой позволяли ее слаборазвитая промышленность и ограниченное количество достаточно образованных людей. Такие писатели, как Достоевский, создали нечто вроде мистического империализма, основывавшегося на идее Святой России и ее миссии. Эта идея была окрашена расовыми предрассудками и антисемитскими настроениями; однако, как показали последующие события, она не смогла глубоко проникнуть в сознание масс россиян.

Жизнь неграмотных крестьян была проникнута размытой и очень упрощенной формой христианства, смешанной со множеством суеверий. Эта жизнь походила на жизнь крестьян во Франции и Германии в дореформаторскую эпоху. Русский мужик должен был преклоняться перед своим царем, боготворить его и с преданностью служить знатным людям; в 1913 г. реакционные английские литераторы все еще восхваляли эту его простую и беспрекословную преданность.