Бирк быстро становится одним из активнейших помощников берлинской резидентуры. В частности, ему удается установить деловой контакт со старым агентом абвера Эгоном Гесслингом.
Гесслинг сразу же после знакомства предложил Бирку связаться через него напрямую с абвером. Бирк отклонил это предложение, заявив, что он не желает заниматься разведкой, так как уже «пострадал в этом деле из-за провокации других», но что он будет рад услужить Германии как своей второй родине. Бирк и в дальнейшем придерживался этой легенды, заявляя, что он «еще сумеет доказать Германии свою преданность, став в случае войны в ряд активных разведчиков».
В июне 1931 года Центр писал в Берлин, что одобряет линию поведения Бирка, «которая рассчитана на то, что Гесслинг и немецкая военная разведка будут рассматривать Бирка как своего резервиста и постоянно стремиться приблизить его к себе, что и даст возможность быть среди них «своим человеком» и использовать это обстоятельство для выявления лиц, коими следовало бы заняться и можно было бы вербовать на этом участке нашей работы, к тому же, по существу, одном из основных».
Центр отмечал, что «знакомство Бирка с Гесслингом весьма ценное, и Бирку необходимо использовать его для дальнейшего расширения своих связей в кругах военной разведки».
В поисках источников информации по нацистской партии Бирк в начале 30-х годов прочно вошел в круг «национал-революционеров», примыкавших тогда к левому крылу нацистского движения в Австрии и Германии. В этой среде Бирк сумел найти и приобрести два необходимых источника информации. Одним из них был личный друг Бирка по учебе в Консульской академии в Вене Талер, сумевший проникнуть в такое важное нацистское логово, как партийная, а после прихода фашистов к власти — и государственная разведка. Другим источником стал близкий к верхушке нацистов врач Хаймзот, от которого поступала обширная информация о положении в гитлеровском руководстве и по другим важным вопросам. Многим знакомым Бирка, в основном бывшим офицерам, был присущ дух фронтового братства. И Бирка они считали «надежным товарищем, хорошим ландскнехтом», ему поверяли сокровенные тайны.
Берлинская резидентура сообщала в Центр 10 октября 1932 г.: «При всей осторожности Бирка он в известной мере находится в зависимости от Гесслинга, и если мы не хотим, чтобы Бирк провалился, то он должен сохранять дружеские отношения с Гесслингом, воздерживаясь максимально от разговоров на политические темы». Бирку резидентура предлагала тогда переехать в другую страну, но он отказался. Определенную роль сыграла его жена: семья только что обосновалась в Берлине после ряда лет кочевой жизни, сын учился в гимназии, менее года назад здесь была похоронена дочь Бирков.
Оставляя Бирка в Берлине, резидентура брала на себя огромный риск. Бирк, несмотря ни на что, сумел продержаться до июля 1934 года в Германии, отчасти благодаря Гесслингу. Жена последнего, актриса театра и кино Кевт, писала Бирку после его отъезда: «Вы абсолютно преданы моему мужу. Он Ваш самый надежный друг».
Однако обстановка в Германии после прихода к власти нацистов быстро обострялась, и в 1934 году Бирк был все же вынужден покинуть Германию и переехать в другую европейскую страну, где продолжал сотрудничество с советской внешней разведкой до 1937 года. Делал он это очень профессионально и честно. В сохранившемся десятитомном архивном деле на Бирка отсутствуют какие-либо данные о его расшифровке…
Дальнейшая судьба Романа Густавовича Бирка сложилась трагически. В 1938 году он был отозван в Москву и приговорен к высшей мере наказания. В 1963 году реабилитирован.
15. Иллюзии генерала Штейфона
Ранним утром 14 октября 1929 г. от вокзала румынской столицы отошел скорый поезд «Бухарест-Кишинев». В купе первого класса удобно расположились два пассажира. В ожидании заказанного завтрака завязалась неторопливая беседа. Они вспоминали знакомых, события Гражданской войны, отдельные подробности эмиграции в Турции, в Галлиполи.
Вскоре беседа затихла, и пассажиры погрузились в свои размышления. Равномерный стук колес вызывал дремоту За окном поезда мелькали убранные поля, пожелтевшие сады и перелески.
Но за кажущимся спокойствием пассажиров скрывалась внутренняя напряженность, их мысли постоянно возвращались к предстоящему опасному делу — нелегальному переходу румыно-советской границы.