«Люкс» принял предложение, о чем через несколько дней сообщил «Дайнису», конфиденциальные поручения которого «во благо Литвы» он не раз выполнял в прошлом. Оба ненавидели нацистов, насмотрелись на их бесчинства в Мемеле и знали, чем грозит Литве «германский порядок».
Гитлер готовился к войне всерьез. Построил штаб-квартиру в лесу под Растенбургом. Это означало, что в будущем не избежать авианалетов.
Из сообщения «Люкса»:
«Здесь, в Кёнигсберге, налицо сильные просоветские настроения. В руководящих кругах Германии существует 3 подхода к военнополитическому партнерству на ближайшее будущее: союз с Францией, союз с Англией — за счет Франции, союз с Россией против всего Запада. Кох — один из ведущих сторонников этой линии. Вместе с тем в Институте по исследованию восточных областей под руководством профессора Грюнберга идет ускоренная разработка концепции «нового экономического порядка», предполагающей включение в германскую сферу влияния европейской России и Прибалтийских государств. В разработке концепции участвуют и военные специалисты».
Между тем возрастание давления в раскаленном европейском котле все больше ощущалось и в Литве. Президент Сметона по-прежнему ревностно следовал своей «срединной линии», несмотря на многочисленные попытки склонить его к принятию германского протектората. Сметона все еще выжидал, хотя не сомневался, что ультиматум Гитлера в отношении Мемельского края не замедлит последовать в ближайшее время.
Советский резидент колесил по окрестностям Ковно на своем «фордике», избавляясь от наружного наблюдения, проводя непродолжительные, но информационно емкие встречи с агентами. Сопоставляя получаемые сведения с данными «Дайниса» и «Люкса», Роман чувствовал, что в районе Польши и Прибалтики ведется какая-то странная глухая игра, смысла которой он пока не мог понять.
В сентябре 1938 года резидент писал в Центр:
«Более широкому развертыванию нашей разведработы мешает отсутствие достаточной ясности в таком принципиальном вопросе, какова позиция Советского Союза в отношении Литвы. Чего мы хотим? Какие цели и задачи ставим?
Мы наметили ряд мероприятий по созданию крупной политической агентуры, которая могла бы делать здесь нужную нам политику. Но в последнее время на основании ваших писем я сделал вывод, что из намеченных к вербовке больших людей вы хотите сделать обычных агентов-информаторов, хотя на эти роли подобранные кандидаты не подойдут. Отношения с ними у меня установились такие, что я, формально не вербуя, могу разговаривать с ними по любому кругу политических вопросов, и они, как мне кажется, отвечают с предельной откровенностью.
В настоящее время не только они, но и многие другие, с кем я сталкивался по делам, буквально осаждали меня вопросами: как СССР может помочь Литве? Скажет ли все-таки Москва свое веское слово? Одиночество Литвы побуждает ее занимать прогерманскую позицию в надежде на сохранение хотя бы видимости государственности.
По линии НКИД в полпредство поступило специальное указание М.М. Литвинова: «Не вести никаких бесед на тему советско-литовских отношений, уклоняться и воздерживаться от них». Может быть, в интересах нашей страны сейчас действительно отказаться от какой бы то ни было активности в Литве, — писал Роман в Центр, — тогда зачем нам влиятельные люди? Давайте ориентироваться на середня-ка-информатора. Будем только освещать, а не делать политику».
На это письмо резидент получил из Центра весьма обтекаемый ответ. Ему давали понять: вопросы не по адресу.
Литовская полиция, однако, ни на минуту не оставляла резидента в покое. Роман ощущал за спиной ее вкрадчивые шаги. Сообщая о слежке, он не без юмора отмечал: «Скорее всего такое оживление местных «топтунов» вызвано моим недавним рижским и ревельским разведпрошлым, поскольку «край прибалтийский объезжая, я всем ужасно надоел…» Видимо, в литовской полиции меня считают важной персоной. Таких неугомонных гастролеров по балтийским столицам они еще не встречали в своей практике».
Несколько месяцев неутомимая «наружка» гонялась за Романом на казенных велосипедах, но темно-синий «фордик» помогал резиденту без особых усилий держать достойную дистанцию. Министерство финансов в конце концов раскошелилось и часть «велосипедистов» пересела в… «фордик», но темно-желтого цвета с регистрационным номером 84 (не много же было автотранспорта в столице!). Это событие добавило динамизма к оперативной рутине Романа: теперь за ним гонялись по узким улочкам Ковно, как в американских боевиках.
Плотно было обставлено шпиками и советское полпредство, расположенное на Лайсвес-аллее, неподалеку от парка Витовта. Среди агентов были и профессионалы, и «любители» из студентов, которым полиция «за службу» оплачивала учебу в университете. Один из них, по-видимому с задатками артиста, любил гримироваться под «безрукого» нищего. В отличие от других побирушек на Лайсвес-аллее, его никогда не гоняла полиция, и Роман, проходя мимо, бросал ему в потрепанную шляпу монету-другую. Таланты надо поощрять! Слежка велась и с трех закрытых постов, один из которых, расположенный напротив главного входа в полпредство, был оборудован цейсовской оптикой и автономной линией связи со зданием литовской охранки.
О том, что тучи над ним сгущаются, Роман понял из разговора с вице-бургомистром Ковно Рустейкой, приглашенным «на чай» в полпредство. Будучи под хмельком, в присутствии других высокопоставленных чинов он «по-дружески» поделился своими соображениями: «Вы не настоящий секретарь, а представитель ГПУ. Не возражайте, я — старый воробей и меня на мякине не проведешь». Рустейка перечислил по памяти всех советских работников-дипломатов и заключил: «Без представителя ГПУ полпредство работать не может, и из всего персонала на это амплуа больше всего подходите вы. Тем не менее знайте, Литве от вас скрывать нечего. Все вы — хорошие ребята».
«Это не случайный разговор, — подытожил Роман. — Может быть, мне намекают, что пора убираться?»
В Центре взялись за поиски замены резиденту, а он, не теряя времени, сообщал о постоянно меняющейся обстановке «во вверенной ему стране».
«Большое влияние на позицию Литвы в отношении Клайпедской области оказали, конечно, захват Гитлером Австрии и раздел Чехословакии. Только теперь литовцы начинают понимать свои ошибки в деле освоения ими этого района. Одной из них считается использование области как места «ссылки», куда направляли не серьезных патриотов и дельных людей, а «оппозиционеров» и вообще всех проштрафившихся, часто перебегавших на сторону немцев. Не имея никакого влияния и опоры в Клайпедской области, продолжая политику уступок, литовское правительство пытается сейчас урегулировать конфликт путем прямых переговоров с Берлином.
Многие в Литве склонны думать, что, но крайней мере в ближайшее время, Германия не пойдет на отторжение области. Они надеются, что немцы предпочтут оставить неизменным существующее положение, чтобы сохранить область и вообще Литву в качестве своей продовольственно-фуражной базы на случай подготовляемого военного нападения на Советский Союз. Нынешнее обострение в Клайпедской области Берлин будет использовать для постоянного давления на Сметону, что уже сейчас делается небезуспешно. Литовское правительство склонно удовлетворять почти все «пожелания» немцев, оправдываясь тем, что это — единственное средство для сохранения существования Литвы и ее хотя бы номинальной независимости.
При этом они постоянно прибедняются и упорно твердят, что Литва невелика, бедна и беспомощна».
Роман продолжал работу с «Дайнисом» и «Люксом». Обстановка в соседней Восточной Пруссии становилась все более сложной, репрессивно-полицейские структуры работали вовсю, вылавливая, выслеживая, уничтожая последние очаги сопротивления нацистскому режиму. Зато все оживленнее становилось в полузаброшенных совсем недавно гарнизонах, строились аэродромы, рокадные дороги, новые казармы. Все более вероятной становилась внезапная атака на Польшу. По данным «Люкса», с территории Восточной Пруссии удар должна была нанести 3-я армия вермахта. Но еще раньше нацисты собирались «решить» мемельский вопрос.