Выбрать главу

П.И. Гудимович и Е.Д. Модржинская проработали в разведке до 1953 года. Затем в связи с очередной кампанией сокращения штатов разведки Елена Дмитриевна была вынуждена перейти на работу в Институт философии. Там она трудилась более 20 лет. Стала доктором наук, выпустила свыше 175 научных трудов и публикаций.

В середине 70-х годов Елена Дмитриевна, вспоминая дни боевой молодости, написала:

О, Варшава моя, Варшава, Беспокойное ремесло… Нашей зрелости ты начало, Нашей смелости торжество. Мы здесь были с Родиной в сердце И, глубокой тревогой полны, Донесли грозовые вести Своевременно до Москвы…  

30. Секретная миссия в Хельсинки

Один из наиболее интересных и сложных аспектов политики Советского Союза в предвоенный период — отношения с Финляндией, закончившиеся, как известно, весьма трагически — войной 1939–1940 годов. Мало кто, однако, знает, что, прежде чем дело дошло до войны, советское руководство предпринимало неординарные шаги в целях политического урегулирования проблем двусторонних отношений.

В архиве СВР обнаружены документы, из которых следует, что в 1938 году по личному указанию Сталина разведка установила секретные контакты и вела переговоры с высшим руководством Финляндии. Но почему именно разведке была поручена эта миссия? Разве нельзя было воспользоваться обычными дипломатическими каналами?

Решение советского руководства было продиктовано рядом веских причин. Его весьма беспокоила ситуация, складывавшаяся в 1938 году на северо-западной границе СССР. Формально северные страны Европы — Финляндия, Швеция и Норвегия — проводили политику нейтралитета. Но аннексия Австрии, захват Судет и последующая оккупация Чехословакии, политика на Балканах наглядно показали, что Гитлер не посчитается с нейтралитетом, если последний станет препятствием на пути к достижению его целей. Малые страны одна за другой становились легкой добычей Германии. Не последнюю роль при этом играли созданные в них так называемые «пятые колонны». Было очевидно, что Германия стремилась создать антисоветский фронт от Баренцева до Черного моря.

Немецкая дипломатия при этом уделяла Финляндии одно из первостепенных мест, рассчитывая превратить ее более чем 1000-километровую границу в плацдарм для будущего нападения на Советский Союз. В стране как грибы после дождя росли фашистские организации, укреплялись позиции сторонников прогерманской ориентации.

Внешняя разведка имела неопровержимые данные о подготовке ввода в Финляндию немецкого экспедиционного корпуса.

Учитывая все это, советское руководство предприняло попытку осуществить смелый план — склонить руководителей Финляндии к сотрудничеству, учитывающему интересы обеих стран. Естественно, что подобные переговоры не могли не быть секретными. С наибольшим успехом это могли обеспечить разведка и ее каналы связи.

Данные о ходе советско-финских переговоров поступали из Хельсинки непосредственно Сталину. О них в полной мере не знало даже руководство внешней разведки. В целях конспирации операция была закодирована как «Дело 7 апреля».

За сухими строками архивных документов проступают образы живых людей. Как они жили и работали? Что чувствовали, выполняя столь ответственное задание и находясь в постоянной переписке с высшим советским руководством?

Был поздний вечер 7 апреля 1938 г. Зоя Ивановна с беспокойством ждала возвращения мужа. По Москве ползли слухи о многочисленных арестах еще вчера глубоко уважаемых людей. При одной мысли об этом сердце тревожно сжималось. Мало ли что могло случиться с Борисом…

Супруги Рыбкины только что вернулись из Финляндии, где находились уже три года: он — руководителем «легальной» резидентуры под прикрытием должности второго секретаря посольства с дип-паспортом на имя Б.Н. Ярцева, она — заместителем резидента под «крышей» заведующего отделением «Интуриста».

В передней послышался скрип открываемой двери, потом хорошо знакомые шаги Бориса. Зоя бросилась навстречу супругу. В ее глазах стояли слезы.

— Все в порядке, Зоинька! Скоро опять в дорогу.

Борис прикидывал в уме, как, не вдаваясь в подробности, передать жене главное и предупредить об особом характере предстоящей поездки. Она была не только близким человеком, но и его заместителем в резидентуре.

Борис Аркадьевич рассказал, что был принят лично И.В. Сталиным. Последний подробно расспрашивал о его жизни, о службе. Как бы между прочим задал вопрос, какой флот у финнов. Рыбкин ответил, что в строю финны имеют один эсминец, крейсер «Вяйнемей-нен», крейсер «Илмаринен»… «“Вяйнемейнен” и “Илмаринен”, - заметил Сталин, — герои финского эпоса». Рыбкин не ожидал подобной осведомленности.

По словам Сталина, Б. А. Рыбкину предстояло встретиться с премьер-министром Финляндии для ведения секретных переговоров. Очень важно, чтобы о них никто не знал. Основной целью переговоров должно быть достижение соглашения о переносе советской границы на Карельском перешейке подальше от Ленинграда.

Рыбкин заметил, что финны в последнее время тесно связаны с немцами и вряд ли захотят вести с нами переговоры.

Сталин выпустил дым из трубки и спокойно произнес, что их следует заинтересовать в этом деле, предложив, например, обмен территориями, дать даже больше, чем они смогут уступить. В срединной части страны у финнов вырублен почти весь лес, деревообрабатывающие заводы страны стоят. Следует пообещать им дополнительные поставки леса.

Сталин поинтересовался у Молотова и Ворошилова, присутствовавших при разговоре, не поручить ли переговоры Рыбкину? Оба руководителя утвердительно кивнули. После небольшой паузы Сталин сказал, что посол и советник будут отозваны в СССР и Рыбкин автоматически станет временным поверенным в делах, получив, таким образом, возможность установить контакт с руководством Финляндии.

— Борис, но хватит ли у тебя умения, опыта решить эту задачу?

— Не боги горшки обжигают, Зоинька. Главное — чтобы переговоры велись в полной тайне. Об их содержании будут знать 2–3 высокопоставленных финна, Сталин, Молотов, Ворошилов, Микоян и мы с тобой.

Зоя Ивановна неожиданно погрустнела.

— Борис, если задание сорвется не по твоей вине, представляешь, что нас ожидает?

Через день Рыбкины выехали в Финляндию.

— У меня, Борис, такое ощущение, словно мы и не покидали Суоми.

— По крайней мере, следов того, что квартиру за время нашего отсутствия тщательно обшарили, я не нашел, — отозвался Ярцев.

— Когда приступать к работе, товарищ начальник?

— Какое у нас завтра число?

— 14 апреля

— Так вот, дорогой заместитель, завтра с утра ты отправишься в бюро «Интуриста». Все проверь. А я — прямиком…

Из посольства Рыбкин-Ярцев позвонил в Министерство иностранных дел и попросил соединить его с министром Рудольфом Холсти.

Когда в трубке послышался мужской голос, Борис Аркадьевич поздоровался по-немецки. Многие финны знали этот язык, а разведчик неплохо владел им.

— Господин министр, не могли бы вы срочно принять меня и обсудить с глазу на глаз в высшей степени конфиденциальный вопрос?

— У вас, господин Ярцев, ко мне вопросы? — удивился Холсти.

— Считайте, что это так и что в ваших же интересах услышать их без промедления.

Холсти помялся некоторое время.

— Вас устроит встреча сегодня, — снова пауза, — после обеда?

— Благодарю вас, господин министр.

Холсти не без любопытства взглянул на вошедшего Ярцева и предложил ему кресло у круглого стола, на котором скоро появились небольшие чашечки с кофе.

— Нам предстоит, господин министр, обсудить важную проблему улучшения отношений между Финляндией и Россией с учетом складывающейся в Европе, и особенно в ее северной части, обстановки. Я наделен для этого исключительными полномочиями моего правительства.