Когда настал день сожжения, я пошел на реку, к ладье умершего, но ладья уже стояла на берегу, на четырех деревянных столбах, окруженных большими, деревянными же, болванами. Люди ходили взад и вперед, произнося слова, для меня не вразумительные. Мертвый лежал вдали, в своей могиле. Принесли скамью на ладью со стегаными покрывалами, греческой парчой и подушками из такой же парчи. Пришла старуха, именуемая у них ангелом смерти, и разостлала все вещи на упомянутой скамье. Сия-то женщина занимается шитьем платья и всеми приготовлениями; она же убивает и женщину… Придя к могиле, отрыли землю, приподняли доску и вынули мертвого из могилы: он был в полотняной одежде, в какой умер. От жестокого холода сей земли труп весь почернел. В могиле с мертвым стоял мед, лежали плоды и лютня: их также вынули. Умерший, кроме цвета, не изменился ни в чем. Надели на него исподнее платье, сапоги, пояс, камзол, кафтан парчовый с золотыми пуговицами и соболью шапку, отнесли его в ладью, положили на стеганое покрывало, обложили подушками; принесли мед, плоды, благовонные травы, хлеб, мясо, лук, и все поставили перед ним или возле; положили сбоку оружие умершего. Привели собаку, разрезали ее на две части, и бросили оные в ладью; привели двух коней, которых гоняли кругом до поту, двух волов, изрубили их мечами и бросили мясо в ладью; принесли еще петуха с курицей, зарезали и бросили туда же.
Между тем женщина, коей надлежало умереть, ходила с места на место и вошла в один из шатров, где лег к ней друг или родственник господина ее и сказал: „Скажи господину своему, что ты сделала это из любви к нему…“ Это было в пятницу после обеда. Женщину подвели к чему-то, сделанному ими наподобие колодезного сруба: она стала на руки мужчин, заглянула в сруб и произнесла какие-то слова. Ее спустили с рук и снова подняли, в другой и в третий раз. Ей подали петуха: отрезав ему голову, она кинула; а его другие взяли и бросили в ладью. Я требовал объяснения. „В первый раз, – отвечал мне переводчик, – женщина сказала: вижу здесь отца и мать свою. В другой раз: теперь вижу всех моих умерших родственников. В третий раз: там господин мой: он сидит в раю, прекрасном, зеленом. С ним мужи и юноши. Он зовет меня: пустите меня к нему!“ Ее повели на ладью. Она сняла с себя запястье и отдала старухе, называемой ангелом смерти; сняв кольца с ног, отдала их двум служащим женщинам, коих называют дочерями ангела смерти. После сего взнесли женщину на ладью, но не впустили в каюту. Пришли мужчины с щитами и палицами и дали ей стакан меду. Она взяла его, запела и выпила. Переводчик сказал мне: „Это в знак прощания с ее милыми“. Ей дали другой стакан: она, взяв его, запела длинную песню. Но старуха велела ей скорее выпить и войти в каюту, где лежал господин ее. Женщина была как бы поражена и не хотела идти туда, засунув голову. Старуха схватила ее за голову, втащила в каюту и сама вошла с нею. Мужчины начали бить палицами в щиты, чтобы другие женщины не слыхали ее крика и не устрашились бы также умереть некогда вместе со своими господами. После того вошли в каюту 6 мужчин… Наконец, положили женщину возле умершего господина. Двое взяли ее за ноги, двое за руки, а старуха, ангел смерти, надела ей петлю на шею и подала веревку двум остальным мужчинам, чтобы тянуть за оную; взяла широкой нож и, вонзив его в бок ей между ребрами, извлекла оный; а мужчины тянули за веревку, пока женщина испустила дух.
Тогда явился ближайший из родственников, нагой; взял в одну руку полено, зажег его, пошел задом к ладье… и зажег дерево под ладьей. Другие пришли также с пылающими отрубками и бросили их на костер. Скоро все запылало: костер, ладья, комната, тело господина и женщина, и все, бывшее в ладье. В ту же минуту подул сильный ветер, и пламя расширилось.
Подле меня стоял один русский, разговаривая с моим переводчиком. Я спросил у переводчика, что говорит ему русский! „Вот что, – отвечал он. – Вы, аравитяне, очень глупы: человека, который был вам милее всех, зарываете в землю, где служит он пищею червям; но мы в минуту сожигаем его, чтобы он вдруг перешел в рай“. Тут русский захохотал во все горло и сказал: „Владыка в знак любви к умершему послал ветер, чтобы он скорее обратился в пепел“.
В самом деле, менее нежели в час сгорела вся ладья с трупами.
Похороны знатного руса в Булгаре. Художник Г.И. Семирадский. 1884 г.
На берегу, где стояла ладья, они сделали нечто подобное круглому холму, поставили в середине оного столб и написали на нем имена умершего и князя русского. После чего разошлись по домам.