Это же буржуазное общество, революционизировавшее все предшествовавшие способы производства, осветило само себя и процесс своего становления и роста, создав учение о своем строении — экономическую науку. Последняя действительно появилась на свет и развивалась не в обстановке, свойственной примитивным обществам, не пришедшим к самосознанию, а при ярком свете современного мира, ведущего свое начало от Возрождения.
Всем известно, что политическая экономия зародилась — вначале в фрагментарном виде — в первую эпоху существования буржуазии — эпоху бурного роста торговли и великих географических открытий, т. е. в первую и вторую фазы меркантилизма [54]. И возникла она сначала с тем, чтобы ответить на некоторые специальные вопросы, например: законно ли взимание процентов? выгодно ли государствам и народам накопление денег? и т. п. Постепенно она выросла, включив в сферу своих исследований более сложные аспекты проблемы богатства, и развилась далее при переходе от меркантилизма к мануфактуре, а позднее — еще более быстро и решительно — при переходе от мануфактуры к крупной промышленности. Она была духовной сущностью буржуазии, завоевывавшей общество. Накануне Великой французской революции политическая экономия как наука в своих общих контурах уже почти достигла своего завершения. Она была лозунгом восстания против старых — феодальных форм собственности на землю, против цехов, привилегий, ограничений труда и т. п., т. е. была лозунгом свободы. Ибо, в самом деле, естественное право, которое постепенно развивалось от предшественников Гроция до Руссо, Канта и конституции 93-го года, было не чем иным, как воспроизведением экономической науки и идеологическим дополнением к ней — до такой степени, что предмет и его дополнение часто смешиваются воедино в умах писателей и в выдвигаемых ими постулатах, как можно видеть на типичном примере физиократов [55].
Политическая экономия, поскольку она являлась наукой, выявила отличительные признаки и проанализировала элементы и формы процесса производства, обращения и распределения, сведя все к категориям: деньги, денежный капитал, процент, прибыль, земельная рента, заработная плата и пр. Она уверенно шествовала, становясь все более ясной и постепенно углубляя свой анализ — от Петти до Рикардо. Господствуя безраздельно в сфере своей деятельности, она лишь изредка встречала возражения[56]. Политическая экономия исходила из двух предположений, которые даже не помышляла защищать, настолько они казались очевидными, а именно: что социальный порядок, который она прославляла, и есть естественный порядок и что частная собственность на средства производства неотделима от свободы человека; все это делало наемный труд и приниженное положение наемных рабочих необходимыми условиями существования человеческого общества. Иными словами, она не видела исторической обусловленности тех форм, которые она обнаруживала и объясняла. Даже те противоречия, с которыми она сталкивалась при попытках последовательной систематизации (много раз предпринятых и никогда не удававшихся), она стремилась элиминировать логическим путем; так обстояло дело с Рикардо, пытавшимся бороться с земельной рентой, взимание которой он считал несправедливым.
В начале XIX столетия разразились с большой силой кризисы и вспыхнули те первые рабочие волнения, непосредственной и прямой причиной которых была острая безработица. Иллюзия естественного порядка была разрушена! Богатство породило нищету! Крупная промышленность, изменяя все общественные отношения, привела к росту пороков, болезней и зависимости, в конечном итоге она привела к вырождению! Прогресс породил регресс! Что же следует сделать, чтобы прогресс порождал только прогресс, т. е. равные для всех благоденствие, здоровье, безопасность, образование и интеллектуальное развитие? В этом вопросе — весь Оуэн, которого роднит с Фурье и Сен-Симоном следующая характерная черта: отказ от призыва к самоотречению и религии, а равным образом — стремление разрешить и преодолеть социальные противоречия, не только не уменьшая при этом техническую и индустриальную энергию человека, но даже увеличивая ее. Став на этот путь, Оуэн превратился в коммуниста, и он был первым, кто стал коммунистом в среде, созданной современной крупной промышленностью, используя опыт этой промышленности. На первый взгляд кажется, что противоречие целиком покоится на противоположности между способом распределения и способом производства. Следовательно, это противоречие необходимо уничтожить в обществе, основанном на коллективном производстве. Оуэн становится утопистом. Нужно заложить основы этого совершенного общества экспериментальным путем — и Оуэн отдается этой задаче с героической стойкостью и беспримерным самоотвержением, с математической точностью разрабатывая выдуманные им частные детали будущего общества.
После открытия этого коренного противоречия между производством и распределением в Англии появилось большое число писателей, от Томпсона до Брея, чей социализм нельзя назвать, строго говоря, утопическим, но скорее односторонним, так как он преследовал цель исправить обнаруженные и изобличенные пороки общества с помощью одного или ряда соответствующих средств [57]. В самом деле, начальным этапом для всех тех, кто впервые становится на путь социализма, является открытие противоречия между производством и распределением. Непосредственно вслед за этим рождаются наивные вопросы: почему бы не уничтожить пауперизм; не устранить безработицу; не упразднить деньги как средство обращения; не содействовать введению прямого обмена продуктами, исходя при этом из содержащегося в них труда; не отдавать рабочему полностью продукт его труда? и т. п. Эти вопросы сводят несгибаемые, упрямые и сопротивляющиеся факты реальной жизни к бесчисленным рассуждениям и рассчитывают бороться с капиталистической системой так, как если бы она представляла собой механизм, из которого можно удалить одни детали, колеса, шестерни и вставить в него другие.
Сторонники критического коммунизма решительно порвали со всеми этими тенденциями. Они были наследниками и продолжателями классической политической экономии [58]. Последняя представляет собой учение о структуре современного общества. В настоящее время никто не смог бы практически революционным путем бороться с этим строем, не составив себе предварительно точного представления о его основных элементах, формах и отношениях, не изучив углубленно учение, разъясняющее его характер и особенности. Правда, эти формы, элементы и отношения зародились лишь в известных исторических условиях, но они существуют, оказывают сопротивление, тесно связаны между собой, а следовательно, образуют систему и являются необходимостью. Можно ли не считаться с этим и надеяться покончить с подобной системой посредством акта логического отрицания? Можно ли ликвидировать ее путем рассуждений? Уничтожить пауперизм? Но он же является необходимым условием существования капитализма! Отдать рабочим весь продукт их труда? Но что станет тогда с прибылью капиталистов? Где и каким образом деньги, затраченные на покупку товаров, могли бы возрастать, если среди всех товаров, на которые они обмениваются, не было бы одного, приносящего тому, кто его купил, больше, чем этот товар стоил; ему, и если бы этот товар не был именно рабочей силой, приобретенной за заработную плату? Экономическая система является не рядом абстрактных рассуждений, а сплетением и комплексом фактов, порождающих сложную ткань отношений. Безумие воображать, будто эта система фактов, которую господствующий класс создавал с большим трудом и на протяжении столетий, пуская в ход насилие, хитрость, таланты, знания,— сложит оружие, отступит или ослабит себя, чтобы уступить требованиям бедняков и доводам их адвокатов. Как можно требовать уничтожения нищеты, не предполагая ниспровергнуть все остальное? Требовать от буржуазного общества, чтобы оно изменило или даже ликвидировало свое право, которое является его защитой,— значит предъявлять ему совершенно нелепое требование. Требовать от буржуазного государства, чтобы оно перестало служить щитом и оплотом буржуазного общества и буржуазного права,— значит настаивать на чем-то, противоречащем логике [59].
54
Меркантилизм — экономическая политика ряда европейских феодальных государств в XV—XVIII вв., выражавшая интересы нарождавшейся буржуазии, стремившейся ускорить накопления капиталов в стране путем развития внешней торговли, торговых войн и порабощения отсталых народов, а также система экономических взглядов, обосновывающих эту политику
55
Физиократы — одно из направлений буржуазной классической политической экономии, возникшее во второй половине XVIII в. Основное положение физиократов заключается в том, что только земледельческий труд является производительным трудом. Физиократы перенесли центр исследования из обращения в производство и впервые стали рассматривать экономические процессы в аспекте воспроизводства
56
В качестве примера приведем случай с Мабли и Мерсье де ла Ривьер, компилятором доктрины физиократов, не говоря уже о Годвине, Галле и др.
57
Антону Менгеру несколько лет тому назад показалось, что именно в лице этих писателей он открыл творцов научного социализма и что позднее они стали жертвой плагиата!
58
По этой именно причине Визер и подобные ему критики предлагают отказаться от теории стоимости Рикардо, ибо она ведет к социализму.
59
В те годы зародилась, главным образом в Пруссии, иллюзия социальной монархии, которая, минуя эпоху либерализма, якобы разрешит гармонически так называемый социальный вопрос. Эта фантастическая идея позднее воспроизводилась в бесконечных вариациях катедер-социализмом [59] и государственным социализмом. Таким образом, к различным формам идеологического и религиозного утопизма прибавилась новая форма — бюрократически-фискальная утопия, т. е. утопия кретинов.