В самом деле, в наши дни появился гений, восстановивший храм царя Соломона, сделав его пышным и грандиозным, как никогда. Благодаря своему всеобъемлющему синтетическому мышлению, ясному и богатому стилю, невозмутимой логике и уверенному в себе знанию, Элифас Леви[68] может считаться совершенным магом. «Концентрические круги» от его трудов охватывают все области науки, и каждая из его книг, свидетельствуя о точном значении, вправе претендовать на абсолютность. Его «Догма» учит; его «Ритуал» предписывает; его «История» согласует; его «Ключ великих мистерий» объясняет; его «Мифы и символы» раскрывают (revelent)[69]; его «Медонский колдун» служит примером; и, наконец, его «Наука Духов» предлагает решение наиболее возвышенных метафизических проблем. Так, под пером Элифаса, магия оказывается рассмотренной во всех точек зрения: все трактаты в целом, каждый из которых служит лишь одной из граней, образуют самый последовательный, пленительный и безупречный синтез, о котором только может мечтать оккультист… И этот великолепный мыслитель позволяет себе «прихоть» быть еще и большим художником! С помощью своего пылкого, щедрого, выразительного слога — точного до скрупулезности и смелого до вольности — он выражает еще более щедрые и смелые мысли. Речь изобилует «суггестивными» словами: там, где головокружительные рассуждения «сбивают с пути» словесное выражение и ускользающие нюансы бросают вызов абстрактному языку, строгая точность новой метафоры фиксирует неустойчивое, уточняет неопределенное, измеряет безмерное и исчисляет неисчислимое.
Но, двигаясь во всех направлениях потрем мирам: метафизическому, нравственному и естественному, Элифас Леви нигде не останавливается; его увлекает великий централизующий поток, и множество вопросов, которых он вскользь касается, заслуживают того, чтобы их развили. Таковы история об азиатских истоках оккультизма и теория общественного развития, которые лишь едва обозначены.
Однако эти два основных момента, уже хорошо проясненные Фабром д’Оливе, освещаются глубоко осведомленным современным магом — маркизом Сент-Ивом д’Альвейдром[70]; так что сочинения этих трех адептов удачно дополняют и комментируют друг друга. Тем не менее, социальный синтез, который слегка намечает Элифас на нескольких страницах своих произведений, похоже, отличается от того, который г-н де Сент-Ив храбро отстаивает на протяжении десяти лет и который станет, возможно, преобладающим: идеальной формой правления, по мнению последнего, является синархическая, то есть соответствующая вечным принципам. Управление каждой страной должно быть поручено трем коллегиям специалистов: обучающим Теоретикам (совет Церквей), Юристам-законодателям (совет Государств) и Нотаблям-экономистам (совет Общин). Таково устройство национальной синархии. С другой стороны, трем иерархическим высшим советам, которые, в сущности, соответствуют данным, должно быть доверено центральное управление европейской синархией. Таким образом, каждая нация, сохраняя свою автономию, будет вести свои собственные дела, и большая ассамблея всей цивилизации будет следить за справедливым руководством общими интересами. Тогда Европейское Равновесие, эта химера прошлого, станет реальностью в будущем — и это будет наступлением мессианского правления на земле. Такова вкратце эта великолепная каббалистическая теория; ведь согласно закону Гермеса, вещи внизу должны быть аналогичны тем, что вверху, а микрокосм — воспроизводить макрокосм в миниатюре: итак, зеркало самого божества — триединое человечество — будет управляться Тернером и будет отмечено, в результате добавления его специфического единства, знаком кватернера.
Внешне совершенно иная, теория Элифаса ссылается на закон противоположностей. На земле, как и на небесах, Милосердие должно поставить преграду избытку Любви. Таковы два полюса нравственного мира, таковы две противоположные и взаимодополняющие тенденции Управления людьми. Строгая, словно точная Наука, Справедливость будет воплощена в верховном носителе гражданской Власти; но Любовь, милосердная, подобно чувствам, внушаемым подлинной верой, обретет свой орган в верховном Понтифике Религии. Основываясь на этих сведениях, представим себе мировое правительство: это Лев III и Карл Великий, Папа и Император: алтарь, освящающий престол, и престол, поддерживающий алтарь. Положительный полюс и отрицательный полюс… в этом, на первый взгляд, выражается закон Винера. Тем не менее, для тех, кто верит в божественное вмешательство в земные дела, дело обстоит иначе. Винер, под угрозой превращения в анархию, должен разрешиться Тернером: вверху Кетер (высший Разум), отраженный в Тиферет (гармонический, идеальный Адам), будет поддерживать равновесие между Гебура (Справедливость: Империя) и Хесед (Милосердие: Папство). И если система г-на Сент-Ива предлагает прекрасный синтез триединого человечества, то Элифас Леви, называя Невыразимое Существо высшим агентом равновесия, представляет себе, возможно, еще более широкий синтез: он поверяет землю небом, и человечество образует одно целое со своим Богом!
В конце этого намеченного в общих чертах наброска можно сделать один смелый вывод: доктрины обоих учителей, в сущности, носят герметический характер, поскольку они реализуют, по правде говоря, священное число три, которое дает четыре при добавлении синтетического единства.
Как бы то ни было, труды маркиза де Сент-Ива отличаются мужеством, а их своевременность вполне достойна ясновидения Эпопта. Его «Миссии»[71] настоятельно необходимо проповедовать детям расы, утратившей чувство Иерархии, культ Традиции и даже уважение к чистой Идее. Упадочнический век, падшая раса: задержанные исключительной озабоченностью лишь накопившимися грубыми фактами, даже сами Эгрегоры, ставшие близорукими вследствие анализа, не способны ничего разглядеть по ту сторону случайного; у Идеализма не осталось более защитников, помимо неумелых и робких — скажем прямо — посредственностей. Что же касается Оккультизма, который извращается под видом вульгаризации в руках фантазеров и шарлатанов, то редкие писатели придерживаются логики его ортодоксии[72]. Среди них, в первую очередь, следует назвать г-на Жозефена Пеладана; в своих смелых исследованиях[73], которые предлагают нам «Этопею (Ethopee) латинского Упадка», он, не колеблясь, излагает великие каббалистические теории — и все исполнено значения, вплоть до интриги, где символизируется в новой, драматической форме вечная борьба между Эдипом и Сфинксом: человек в схватке с Тайной. Меродак (из «Высшего порока») — это деятельный Луи Ламбер, а «Собирательница» напоминает «Серафиму»; но эту тайну, которую Бальзак только интуитивно нащупывал, г-н Пеладан формулирует со смелостью и спокойной уверенностью того, кто знает, а не с лихорадочным воодушевлением того, кто догадывается: так что уже можно различить сквозь современные эмблемы синтетического романа оккультную доктрину, техническое и рациональное изложение которой юный адепт предлагает нам в своем «Амфитеатре мертвых паук»[74]. Г-на Пеладана, имеющего отношение к каббалистической инициации, следует отличать от английских или французских магов — впрочем, весьма достойных и эрудированных, — которые обращаются к менее чистому источнику индуистского Эзотеризма: мы уже называли г-на Луи Драмара и должны особо упомянуть президента Теософского общества Востока и Запада[75] [76] леди Кейтнес, герцогиню де Помар, которой принадлежит честь четкого объяснения в содержательных заметках фундаментальных догм религии, которую богатое воображение наследников Шакьямуни излишне запутало столь сложными мифами.
69
В подлинном этимологическом смысле: revelare — revoiler, «заново покрывать», символизировать по-новому.
71
Mission des Souverainspar I'an d’eux; Mission des ouvriers; Mission des Juifs; par le marquis de Saint-Yves d’Alveydre; 3 vol. gr. in-8°. — La France vraie, 1887, 2 vol. in-12°.
72
[Мы оставляем эту фразу в том виде, как мы ее написали в 1886 г.; однако мы увидим, что с тех пор все сильно изменилось.]
73
75
Несмотря на свое помпезное название, это всего лишь французский филиал, принадлежащий, как и все остальные, головному обществу Адьяр-Мадраса.
76