Слова Герметизм или Каббала в паше время вызывают бурю возмущения. Встретившиеся взгляды окрашиваются снисходительной иронией, а язвительные улыбки подчеркивают презрительные гримасы профилей. В действительности, эти привычные насмешки во все времена распространялись среди лучших умов лишь вследствие недоразумения. Высшая Магия — вовсе не компендиум более или менее связанных со спиритизмом бредней, произвольно возведенных в абсолютную догму; это общий синтез — гипотетический, но рациональный — основанный как на позитивном наблюдении, так и на индукции по аналогии. Среди бесконечного разнообразия переходных стадий и эфемерных форм Каббала выделяет и провозглашает Единство Бытия, поднимается к основной причине и обретает закон своих соответствий в относительно уравновешенном антагонизме противоположных сил. Стремящиеся к равновесию природные силы никогда не реализуют его целиком; абсолютное равновесие явилось бы бесплодным покоем и подлинной смертью. Ибо на деле невозможно отрицать Жизнь, отрицать движение. Поочередное преобладание одной из двух внешне враждебных сил, которые, стремясь к равновесию, непрестанно колеблются из стороны в сторону, — такова действующая причина Движения и Жизни. Действие и ответное действие! Борьба противоположностей так же плодоносна, как и соитие полов; ведь любовь — тоже борьба.
Магия признает три мира, или сферы, деятельности: божественный мир причин, интеллектуальный мир мыслей, и чувственный мир явлений[4]. Единое в своей сущности и троичное в своих проявлениях, Бытие обладает логикой, и вещи вверху аналогичны и соразмерны вещам внизу: так что одна и та же причина порождает в каждом из трех миров цепочки соответствующих следствий, строго определяемых логическими вычислениями. Вот где расположен отправной пункт Высшей Магии — этой алгебры идей. Всякая аксиома, обозначенная своим родовым числом, представляется в Каббале буквой еврейского алфавита, соответствующей этому числу: таким образом, понятия классифицируются по мере того, как они порождают друг друга; они разворачиваются нескончаемыми цепочками в порядке своего происхождения. От первопричин до самых дальних следствий, от наиболее простых и ясных принципов до бесчисленных результатов, которые из них проистекают, — какой великолепный процесс, разворачивающийся во всей области возможного и поднимающийся до того Невыразимого, которое Герберт Спенсер зовет Непознаваемым!
«De omni re scibili et quibusdam aliis…»[5] Науки известные и оккультные — священный синтез одновременно охватывает все эти отрасли универсального знания, которые имеют общий корень. В силу одинакового принципа моллюск вырабатывает перламутр, а сердце человеческое — любовь; и один и тот же закон управляет соединением полов и притяжением светил. Но воскресить цельную Науку — задача, превосходящая наши силы: вскользь коснувшись слишком уж бесспорных результатов и повсеместно обнародованных теорий, мы должны будем ограничиться в этих Очерках рассмотрением всё еще таинственных явлений, а также изучением специфических проблем, которые официальная наука игнорирует, искажает или пренебрегает ими. Прежде всего, мы попытаемся в этой серии небольших эзотерических произведений вновь согласовать те волнующие вопросы, которых пугается современный скептицизм, с великими принципами, которые неизменно исповедовали адепты всех эпох. Возможно, когда-нибудь нам будет дано изложить в виде связной доктрины эту возвышенную философию мастеров.
То, что в глазах читателя представляет собой лишь гипотезу (вероятно, экстравагантную), для нас служит несомненной догмой: и да извинят нас за то, что мы говорим с твердой уверенностью человека, который верует. Мы имеем отношение преимущественно к герметической и каббалистической Инициации; но мы знаем, что в святилищах Индии, храмах Персии, Эллады и Этрурии, равно как у египтян и евреев, один и тот же синтез облекался в различные формы и внешне самые противоречивые символы переводят для Избранного вечно Единую Истину на неизменный, в сущности, язык Мифов и Эмблем.
Начиная с гностического раскола и вплоть до XVIII века жизнь адептов представляется нам непрерывным мученичеством: отлученные праведники, патриархи в изгнании, «помолвленные» с виселицей и кострами, они сохраняли в испытаниях героическую безмятежность, которой Идеал вооружал и вознаграждал своих последователей; они прошли через эти муки, поскольку считали своим Долгом передать наследникам своей запрещенной веры сокровище священного знания; они записывали свои символы, которые мы сегодня расшифровываем… Эпоха официального фанатизма и народных суеверий прошла, но эпоха бездоказательных суждений и глупости все еще продолжается: если Посвященных больше не сжигают, то их все равно высмеивают и порочат. Они смирились с оскорблениями, подобно своим мученикам-отцам.
Возможно, когда-нибудь люди поймут, что древние иерофанты не были ни шарлатанами, ни слабоумными… Тогда, Христос, Твои служители вспомнят, что волхвы пали ниц пред Твоей царской колыбелью, и, распространившись повсюду, Милосердие громко заявит о том, что Твое Царствие пришло: Adveniat regnum tuum!..[6] И в ожидании этого часа Справедливости и Гнозиса мы предаем шумному осмеянию большинства и предлагаем беспристрастному суду немногих эти Очерки о Проклятых науках.
С де Г.
I
У ПОРОГА ТАЙНЫ
Устав тщетно искать сущность под покровом форм, которые она принимает, и непрестанно упираться в стену формальных видимостей, но сознавая, что по ту сторону находится нечто огромное, наименее мистический из мыслителей захотел однажды проникнуть в тайны сверхчувственного мира. Взобравшись на гору, он очутился в храме мистерий; он ударился о его порог своим лбом и своим мышлением. Что говорить! Целые поколения осаждали до него это святилище, но так и не отыскали входа и, отказавшись от этого внутреннего солнца, которое расцвечивает витражи световыми розетками, они сохранили для себя лишь ослепление этим вечным миражем. Поднимающиеся ступени храма подводят к негостеприимному граниту стен. А на фронтоне выгравированы два слова, вызывающие дрожь перед неведомым: «SCIRE NEFAS[7]».
Где-то в долине открывается склеп, ключ от которого потерян. Говорят, что в течение веков редким смельчакам удавалось проникнуть в тайну этого подземелья, где переплетаются между собой бесчисленные ходы: там помещается неумолимый исполнитель закона, от которого нельзя уклониться. Древний хранитель тайн, символический Сфинкс, стоящий на пороге, задает оккультную загадку: «Трепещи, Сын Земли, если твои руки не белы перед Господом! Йод-Хеве дает советы только своим и подводит адепта за руку к шатру своей славы; но дерзкий непосвященный неизбежно сбивается с пути и находит смерть во тьме пучины. Чего же ты ждешь? Отступить невозможно. Тебе нужно выбрать свою дорогу сквозь лабиринт; ты должен разгадать загадку или умереть…»
Не следует видеть в этих страшных символах лишь оболочку пустой угрозы. Высшая наука не может быть объектом праздного любопытства; проблема священна, над ней склонялось немало возвышенных лбов, и вопрошать Сфинкса по своей прихоти — святотатство, которое никогда не остается безнаказанным, ибо подобный язык несет в себе самом глагол своего же собственного осуждения. По вашей легкомысленной просьбе, Неведомое формулирует неожиданный и столь волнующий ответ, что одержимость им навсегда остается внутри вас. Покров тайны возбуждает ваше любопытство? Горе же вам, если вы его приподнимете! Он тотчас же выпадет из ваших дрожащих рук, и вас охватит смятение от того, что, как вам показалось, вы увидели. При всем желании вам не удастся отличить божественный луч от отражения, тысячу раз преломленного в плотных средах земной иллюзии, и эта тайна будет разъяснена позже. Как бы то ни было, фантомы галлюцинаций блуждают у порога тайны, и вы можете узнать из книги доктора Бриера де Буамона[8], как близко галлюцинация граничит с безумием.
Как мы увидим, существует дверь, через которую невозможно пройти, не вступая в контакт с некими силами, владыкой или рабом, повелителем или игрушкой которых мы неизбежно становимся. Силами, которые христианская Мистика символизировала в образе змея, приводящего человека к рабству, если человек сначала не подчинит его себе, попирая ногой его главу. Читатели «Занони»[9] — прекрасного романа сэра Бульвер-Литтона — возможно, разгадали в «отвратительном монстре», которого так некстати вызывает Глиндон, миф, аналогичный истории из Книги Бытия. «Ужасная, скрытая Вещь», «страж порога» — это флюидическая душа Земли, бессознательный гений рождения и смерти, слепой агент Вечного Становления; это двойной поток меркуриального света, о котором мы будем вскоре говорить. Английский автор чудесно показывает ту обратимость, которая превращает в жертв астрального света людей, не сумевших им управлять; Глиндон волен бежать, бороться с наваждением; но пагубное влияние привязано к нему, несмотря на то, что он им обладает, и заставит его метаться между неизбежностью и терзаниями, вплоть до дня последней катастрофы; того дня, когда Занони, в бредовом упоении добровольной жертвой, обречет себя, спасая его.
4
Или, точнее, по очень правильной терминологии Фабра д’Оливе: три универсальные сферы
5
Обо всех вещах, которые можно знать, и о некоторых других (лат.).
8